Избранное - [16]

— Идрис! Идрис склонил голову и проговорил с удивительной кротостью:

— Не бойся, я всего лишь гость в этом доме, если ты соблаговолишь принять меня.

Неужели эти робкие слова исходят от Идриса?! Неужели несчастья смирили его?! Но смирение его столь же огорчительно, как и его наглость. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Адхам пригласил Идриса сесть рядом с собой. Тот уселся, и некоторое время братья недоверчиво оглядывали друг друга. Наконец Идрис сказал:

— Я проник сюда в толпе арендаторов, чтобы иметь возможность поговорить с тобой наедине.

— Тебя никто не видел? — с тревогой спросил Адхам.

— Успокойся, меня не видел никто из живущих в доме.

— Я пришел не досаждать тебе, а в надежде на твою доброту.

Адхам опустил глаза, взволнованный словами брата, к лицу его прилила кровь.

Идрис же продолжал:

— Ты, наверное, удивлен тем, как я переменился. Наверное, спрашиваешь себя, куда делись его высокомерие и заносчивость. Так знай же, что на мою долю выпали страдания, вынести которые никому не под силу. И все же я пришел к тебе, потому что такой человек, как я, может поступиться гордостью только перед добротой.

— Да облегчит Господь твою участь, — пробормотал Адхам, — мысль о твоей судьбе и мне отравляла существование.

— Я должен был понять это с самого начала. Но гнев лишил меня разума, вино заставило забыть честь, а бродяжничество и скандалы чуть окончательно не убили во мне человека. Мог ли ты думать, что твой старший брат падет гак низко?!

— Да что ты! Ты был лучшим из братьев и благороднейшим из людей!

Голосом, полным горечи, Идрис промолвил:

— Мне жаль тех дней. Сегодня я только несчастный бедняга, скитающийся по миру с беременной женой на руках. Повсюду встречаю одни проклятия и добываю хлеб хитростью и силой.

— Твои слова надрывают мне сердце, брат.

— Прости, Адхам, мне давно известно твое добросердечие. Разве я не носил тебя младенцем на руках? Разве не был свидетелем твоей юности и твоего возмужания, не имел случая убедиться в твоем благородстве и душевной чистоте? Пусть будут прокляты злоба и гнев, где бы они ни проявились!

— Воистину так, брат.

Идрис глубоко вздохнул и задумчиво, словно сам себе, сказал:

— Сколько я причинил тебе зла! Его не искупят все беды, которые меня постигли и еще постигнут.

— Да простит тебе Господь. Знаешь, я не теряю надежды на твое возвращение в дом. Несмотря на гнев отца, я все же пытался говорить с ним о тебе.

Идрис улыбнулся, обнажив гнилые, желтые зубы.

— Я так и думал. Если есть надежда смягчить гнев отца, то под силу это только тебе.

Глаза Адхама заблестели.

— Благородство твоих слов для меня лучший советчик. Я думаю, уже настало время поговорить с отцом.

Идрис безнадежно покачал лохматой головой.

— Кто старше на день, опытнее на год, а я старше тебя на десять лет. Знай, что отец наш может простить все, кроме того, что его сделали всеобщим посмешищем. Он ни за что не простит меня, и мне нет надежды на возвращение в Большой дом.

Идрис, конечно, был прав, и эго только увеличивало неловкость и замешательство Адхама. Он грустно спросил:

— Что я могу для тебя сделать? Идрис снова улыбнулся.

— Не думай о том, чтобы помочь мне деньгами. Я знаю, что, как управитель имения, ты безукоризненно честен, и если протянешь мне руку помощи, то лишь из собственного кармана, а этого я не приму. Ты сегодня муж и завтра станешь отцом. Не бедность побудила меня прийти к тебе, меня привело желание покаяться в обидах, которые я тебе нанес, вернуть твою дружбу. И еще у меня есть к тебе просьба.

Адхам устремил на брата внимательные глаза.

— Скажи скорее, в чем она заключается.

Идрис придвинулся совсем близко к брату, словно боясь, что стены могут его услышать, и прошептал:

— Я хочу удостовериться в своем будущем после того, как погубил настоящее. Как и ты, я скоро стану отцом. А что ждет моих детей?

— Я сделаю все, что смогу.

Идрис благодарно погладил Адхама по плечу и продолжал:

— Я хочу знать, лишил ли меня отец моей доли наследства.

— Как же я это узнаю? Но если хочешь мое мнение… Идрис с тревогой перебил:

— Я хочу знать не твое мнение, а мнение отца…

— Но тебе хорошо известно, что он ни с кем не делится своими планами.

— Да, но он, конечно, составил на этот счет документ. Адхам молча покачал головой, а Идрис продолжал его убеждать:

— В документе на владение поместьем все записано… — Не знаю. И никто в доме не знает. Всю мою деятельность по управлению отец полностью контролирует. Грустно глядя в глаза брату, Идрис говорил:

— Документ этот находится в огромной книге. Я видел ее однажды, когда был еще мальчиком. Я спросил отца, что в этой книге я был тогда его любимцем, — и он ответил, что в книге записано все о нас. Больше мы об этом не говорили, и на вопросы мои он отвечать не желал. Я уверен, что судьба моя записана в этой книге.

Чувствуя себя припертым к стенке, Адхам пробормотал:

— Бог знает.

— Книга лежит в маленькой комнатке, примыкающей к покоям отца. Ты, конечно, видел дверцу в правой стене — она всегда заперта, а ключ находится в серебряном ларчике, в ящичке отцовского стола, ближнем к его постели. А сама книга лежит в маленькой комнатке на столике.