Избранное - [3]

Рассказ «Смерть еще подождет» открывается авторским курсивом: «…Посвящается памяти человека, одно изречение которого дало название всем этим рассказам…» Герою рассказа, бывшему трактористу, немолодому уже солдату Ионе Мебуке вместе с другим солдатом, недавним студентом, приходится делать проход в проволочном заграждении. Случилось так, что Иона Мебуке укрылся в небольшой воронке, когда Гури доделывал проход в двух оставшихся впереди рядах проволоки. И тут недалеко от воронки оказался немецкий солдат и метнул в нее гранату. Граната не взорвалась. Но вторая уже не могла не взорваться. И это Иона знал. «Остался один выход: упредить… Убить его. Только так Иона может спастись. Но нет, нельзя стрелять, когда в двух шагах немецкие окопы и твой напарник режет проволоку под самым носом у вражеских часовых. Себя-то Иона спасет, он не промахнется, но его студентик неминуемо попадет в западню… Погибнет славный мальчик, и дело провалится… Он не выстрелил… Немец бросил гранату… Граната разорвалась…»

Читатель узнает, что, к счастью, Иона остался жив, хотя был искалечен. Уже в госпитале его навещает автор и слышит от него вещие слова: «Смерть всегда немного подождет, если человек ее не испугается… Только позор не умеет ждать — придет и тут же снимет голову…»

Таков один из рядовых героев цикла Иона Мебуке, которого автор по праву назвал Великим солдатом.

Тема, идея или комплекс проблем — как угодно это назовем — человечности, побеждающей бесчеловечность в трудном, драматическом, иногда смертельном противостоянии и противоборстве, — вот сверхзадача едва ли не всех произведений Константина Лордкипанидзе.

Мы уже упоминали одно из последних по времени произведение К. Лордкипанидзе — «Горец вернулся в горы» (1980). Мне трудно удержаться, чтобы сразу же не процитировать приведенные журналистом Е. Ласкиной в своей отличной статье выдержки на эту тему из писем известных советских критиков Николая Абалкина, Виталия Озерова и Юрия Суровцева Константину Лордкипанидзе (газ. «Кутаисская правда»).

Н. Абалкин: «…Горец вернулся в горы… А куда вернулся автор? Самое отрадное вижу в том, что Вы в своем творчестве не возвращались к родной земле — к этому вечному истоку жизни народа. Не возвращались по весьма существенной причине — Вы не покидали этого источника, к нему постоянно было обращено Ваше писательское вдохновение, пристрастие и любовь. Надеюсь, я не ошибаюсь? Ваш «Горец…» раскрыл передо мной незнакомую мне остродраматическую страницу в жизни современной Грузии. Как хорошо, что эта исполненная печали и горести страница стала безвозвратно вчерашней».

В. Озеров: «…Читаешь книгу, восхищаясь талантом художника (чего стоят хотя бы образы Цоги, Шуко, Майи!), честностью и оптимизмом гражданина (с каким сердечным чувством описана судьба Череми), хозяйской заботой знающего жизнь человека в ее развитии (как органично соединены эмоцио и рацио на страницах о крестьянской усадьбе!)…»

Ю. Суровцев: «…Я рад за горца, который вернулся в горы. Я рад за писателя, который с молодой энергией, партийной страстью и даром драматического изображения рассказал нам о важном процессе в жизни. Да не устанет Ваше перо, пусть всегда отзывчивым будет Ваше сердце…»

В этой своеобразной по форме повести рассказывается о горькой доле двух горных деревень — Орбели и Череми, жители которых по разным причинам переселены были в равнинные места (жители Орбели еще в царское время, а Череми — в нашу эпоху). В далеком уже прошлом деревню Орбели, возмущенную произволом иностранных концессионеров, грабивших лесные богатства горного края, переселяют, обрекая на вымирание, а по недомыслию некоторых советских руководителей сняли с веками насиженного места процветающую деревню Череми только потому, что из-за бездорожья запаздывали сводки о выполнении плана да урожай там поспевал недели на две позже из-за климатических условий!

Но все эти «исполненные печали и горести страницы стали безвозвратно вчерашними», когда в республике активно стали действовать силы, нетерпимые не только к уродливому наследию дореволюционного прошлого (там, где это еще давало себя знать), но и к тем негативным явлениям, которые зародились на наших глазах благодаря произволу целого ряда руководящих работников — «перерожденцев», которым партия дала достойную оценку и, сделав соответствующие выводы, приняла необходимые решения.

…Своего рода символическим образом судьбы обеих горных деревень — и Орбели и Череми — выступает в книге образ дороги. Дороги, связывающей горы с долиной. И если жители Орбели могли в свое время сказать, что дорога принесла им несчастье, привела концессионеров-грабителей, посеяла вражду и раздор, когда брат пролил кровь брата, то новая дорога к Орбели строится как дорога счастья детьми и внуками тех давних переселенцев, односельчан Цоги Цискарашвили.

Повторим и продолжим то, что было сказано нами ранее о жанре книги «Горец вернулся в горы». Первая ее часть — как раз история Цоги, прекрасной Шуко, в которую он влюблен, ее подружки Майи, Бердии — ученика талантливого резчика по дереву Томы Джапаридзе, матери Цоги — горемычной Сабедо и многих других орбельцев — составила собственно художественную повесть, законченную, полнокровную, богатую точными деталями быта и яркими портретными зарисовками.