Избранное - [31]

Первые дни Тюриков был одинок. Он пил кисленькое винцо, принимал солнечные ванны и по вечерам негромко декламировал произведение Лермонтова «Выхожу один я на дорогу». Все это, вместе взятое, успешно помогало не думать о делах.

Как-то в одну из ночей ему совершенно некстати приснился управляющий трестом. В купальном костюме, с портфелем под мышкой, управляющий, как Афродита, возник из морской пены и, подмигнув, крикнул: «Сережа! Сейчас же домой!»

Сергей Сергеевич проснулся, настойчиво пытаясь вспомнить, где он слышал эту фразу. Наконец вспомнил. Детство. Школьные годы. Сережа Тюриков гоняет во дворе мяч, а уроки еще не сделаны. И тогда из открытого окна раздается строгий голос отца: «Сережа! Сейчас же домой!»

Мимолетное видение в лице управляющего трестом несколько омрачило доселе безмятежное настроение Сергея Сергеевича.

На следующий день ему удалось завязать приятное знакомство.

Неподалеку от моря стоял огромный санаторий угольщиков. Горные техники, молодые и маститые шахтеры шумной компанией приходили на пляж. Они пели песни, устраивали проплывы на дальность, играли в домино и вообще веселились вовсю.

Следует отметить, что Сергея Сергеевича неизменно удивляло то обстоятельство, что эти люди даже на отдыхе не забывали о своих делах. Время от времени они затевали жаркие споры, и в воздухе висели слова: «на-гора», «комбайн», «лава» и «до́бычь». Не «добыча», а именно «до́бычь» — так они говорили.

Это были славные, общительные люди. Знакомство началось с того, что один из них, невысокого роста человек, обратился к Сергею Сергеевичу:

— Вливайтесь в наш коллектив, дорогой товарищ!

С этого дня Сергею Сергеевичу о делах было некогда и подумать. Прогулки, заплывы, катание на катере, походы в кино — все это щедро заполняло время от рассвета дотемна.

Так пролетела неделя.

В воскресенье Тюриков со всей компанией отправился на базар. Прошел слух о том, что колхозники привезли прекрасное молодое вино. При проверке слух подтвердился.

На обратном пути веселая компания остановилась возле уличного фотографа. К услугам желающих были выставлены самые разнообразные декорации, нарисованные на холсте. На одной был изображен пронзительно синий пруд, беседка и надменная дама, бросающая корм оцепеневшим на водной поверхности лебедям.

На другой декорации бушевало море, белел одинокий парус и сияло солнце.

Фотограф просил обратить внимание на свой лучший холст. На фоне скал стоял вороной скакун с шеей, похожей на вопросительный знак. В седле сидел всадник без головы. В одной руке он держал шашку, в другой букет цветов. Вместо головы у всадника было оставлено круглое отверстие. Любой клиент, поместивший голову в отверстие и сфотографированный в этом состоянии, мог получить невиданной силы портрет.

Верхом на коне снялись все по очереди. Все, даже Клава Распевина, экономистка из треста «Красногвардейскуголь».

Вечером фотограф доставил в санаторий готовые снимки.

И здесь-то Сергею Сергеевичу пришла мысль послать эту живописную фотографию супруге.

Примостившись на скамейке, он написал жене письмо. Уже закончив свое послание, полное забавных подробностей, он вспомнил, что накануне собирался отправить телеграмму управляющему с просьбой продлить командировку.

Прикидывая проект телеграммы, он подумал о том, что, пожалуй, целесообразней будет послать письмо. Пока оно дойдет, глядишь, еще парочка деньков-то и пробежит!..

И Сергей Сергеевич написал краткую докладную:

«В связи с трудностями местных условий прошу вашего указания» и так далее и тому подобное.

Он порылся в бумажнике в поисках конвертов. Нашелся один, да и тот помятый. «Где бы раздобыть конверты?» — подумал Сергей Сергеевич. И тут его окликнули:

— О чем задумались?

Это был шахтер Юрасов из Донецка.

— Да так, пустяки. У вас не найдется парочки конвертов? Письма надо отправить.

— Конвертов нет, — сказал Юрасов, — но я на почту иду. Хотите, могу отправить.

— Будьте настолько любезны. Я вам адреса запишу… Одну минуточку… Вот это письмо личное. Тюриковой Александре Васильевне, супруге моей. А это служебное, в трест. Рыбакову.

Юрасов взял письма и удалился. Через три дня в санаторий на имя Тюрикова пришла срочная телеграмма: «Немедленно выезжайте. Рыбаков». Сергей Сергеевич пожал плечами. «Интересно. Откуда он узнал, что я здесь бываю?»

Телеграмма пришла в четверг, а в пятницу, поспешно закончив дела (нужный товарищ вернулся из Новороссийска), Сергей Сергеевич выехал в Москву.

Дома были рады его возвращению. Все единодушно отметили, что он в командировке и поправился, и отлично загорел.

— Получила мое письмо? — спросил Сергей Сергеевич у жены.

— Получила.

— Смеялась?

— Нет. Ты считаешь, что сочинил остроумное письмо? Не знаю, может, я чего-то не поняла…

— Что ж там не понять?

Сергей Сергеевич взял у жены письмо.

— Что это?.. «В связи с трудностями местных условий…» Докладная Рыбакову.

Дальше он читать не стал.

Когда Тюриков явился в трест, управляющего в кабинете не было, он уехал в министерство. Секретарша Елена Харитоновна, усмехнувшись, сказала:

— Управляющий очень удивился вашему письму…

— Где оно? — тихо спросил Тюриков.

— Вот, пожалуйста. Александр Михайлович велел его вам вернуть.