Избранное - [177]
Поезд подходил к платформе. За насыпью — игрушечный домик, качели, раскрашенные веселыми красками. Машинист здесь всегда подает гудок. Не его ли это жилье? Вот и платформа. Как восковые фигуры, застыли мрачные городовые. «Три… пять…» — считал про себя Александр Михайлович.
Он так и не вышел из вагона.
Скопление полицейских на пригородной станции — неприятный признак. Что же ждет на Финляндском вокзале? Предчувствие не обмануло. Еще издали Александр Михайлович увидел у выхода с платформы городовых. Пристав кого-то усердно высматривал в толчее пассажиров. Увел городовой курсистку и благообразного старика. Шедший впереди Александра Михайловича человек, по всей вероятности сапожник, оступился, из фанерного чемодана посыпались инструменты. Гимназист, пожилая женщина и еще кто-то бросились ему помогать. На платформе образовалась пробка. Александру Михайловичу не пробиться ни вперед, ни назад. В карманах — револьверы.
По-барски презрительно оглядев разношерстную, шумную толпу, Александр Михайлович громко заругался:
— На столичном вокзале и подобное безобразие! Того и гляди бидон на голову опрокинут…
В хорошо разыгранном гневе он вскинул коричневый саквояж с никелированными замками. Внешность, манеры молодого богатого барина подействовали на городового, стоявшего у почтового вагона. Городовой сорвался с места, расталкивая людей, пробился к сапожнику.
— Пентюх, грязный опорок. — Городовой встряхнул сапожника за шиворот и подобострастно обратился к Игнатьеву: — Простите, ваше сиятельство. Пожалуйста, за мной.
Бесцеремонно работая локтями, покрикивая на пассажиров, городовой продвигался к выходу. Он вывел Игнатьева на привокзальную площадь.
— Молодец, исправно несешь службу, — похвалил Александр Михайлович и сунул городовому серебряный рубль.
Удачно Александр Михайлович проскочил через полицейский заслон, а настроение скверное. В Удельнинском парке приезжий дружинник ждет револьверы, патроны. Все так неудачно сложилось, что не вернуться обратным поездом — городовые, конечно, приметили рассерженного барина.
В тихом переулке, недалеко от Финляндского вокзала, снимал комнату Эйнерлинг, слушатель Медицинской академии, помогавший подполью. Время лекционное, Александр Михайлович заглянул к нему на всякий случай.
Эйнерлинга он застал дома. Тот сидел за столом в халате, шея повязана грубым шерстяным шарфом.
— Хвораете? — посочувствовал Александр Михайлович.
— Простыл в воскресенье, нес дежурство на берегу Финского залива, — сказал весело Эйнерлинг. — Есть поручение — давайте! Болезнь несерьезная. Воспользовался случаем, засел плотно за конспекты.
Колебался Александр Михайлович. Эйнерлинг хоть и не лежачий больной, но неудобно посылать его в Удельнинский парк, а кроме него, некому сейчас выбросить из окна вагона посылку с оружием. К проходу следующего поезда из Финляндии дружинник снова займет условленное место у березы.
Поведал Александр Михайлович о своем невезении…
— Давайте револьверы и патроны, — сказал Эйнерлинг, — за мое здоровье не беспокойтесь, я все-таки почти доктор.
Немало удивился дружинник, когда ему сбросили посылку из окна вагона: поезд-то шел из Петербурга в Финляндию.
16
С лета в подполье Петербурга ходили слухи о таинственном пароходе-арсенале. Были и подробности, говорили, что в его трюмы погружено 35 000 винтовок, 3000 револьверов, 7 500 000 патронов, десятки пудов динамита.
Много загадочного было в этой истории. Неизвестно, кто купил эту партию оружия. Кто фрахтовал пароход и подсобные суда. Чаще называли финского «активиста» Конни Циллиакуса и японца Акаши, военного атташе в Швеции. Деньги, что израсходовали на эту акцию, были не то американского, не то японского происхождения.
«Заказчиками» или получателями оружия называли эсеров, меньшевиков и гапоновцев.
На встрече с Бурениным в Лондоне Гапон вел себя так, словно не было Кровавого воскресенья. Он готовил новую авантюру. По его замыслу пароход, войдя в финляндские воды, должен передать часть опасного груза на малотоннажные суда. Затем вместе с ними тайно проникнуть в один из рукавов Невы. В это время гапоновцы подожгут в окрестностях столицы богатые дачи и дворцы августейшей фамилии. Пожары должны послужить сигналом к восстанию.
В последнее воскресенье июля слухи дополнила существенная подробность: из Англии с грузом оружия выйдет пароход «Джон Графтон». Александр Михайлович заглянул на Рузовскую узнать, правда это или слух.
Николай Евгеньевич находился в гостиной, тихо играл, для себя. Он только что вернулся с концерта молодого венского дирижера и еще находился под свежим впечатлением.
— Талантище, глыба, поверьте, пройдет несколько лет, и этот музыкант станет в ряд величайших дирижеров мира. — Николай Евгеньевич спешил поделиться радостью с Игнатьевым.
— Киснете в городе? Не знал, а то непременно увез бы на концерт. Дачников еще много в Ахи-Ярви?
— По воскресеньям — нашествие.
— В Кириасале тоже! — вздохнул Николай Евгеньевич. — Надеялся, что у вас потише. Но все равно — то, что в ближайшее время, возможно, получим, в наших усадьбах не спрячешь. — Николай Евгеньевич обвел глазами кабинет, как бы примериваясь, сказал: — В глухом лесу требуется отрыть пять-шесть ям, замаскировать, — он опять окинул глазами кабинет, — таких, как эта комната, и чуть больше.
От редакции журнала «Знамя»В свое время журнал «Знамя» впервые в России опубликовал «Воспоминания» Андрея Дмитриевича Сахарова (1990, №№ 10—12, 1991, №№ 1—5). Сейчас мы вновь обращаемся к его наследию.Роман-документ — такой необычный жанр сложился после расшифровки Е.Г. Боннэр дневниковых тетрадей А.Д. Сахарова, охватывающих период с 1977 по 1989 годы. Записи эти потребовали уточнений, дополнений и комментариев, осуществленных Еленой Георгиевной. Мы печатаем журнальный вариант вводной главы к Дневникам.***РЖ: Раздел книги, обозначенный в издании заголовком «До дневников», отдельно публиковался в «Знамени», но в тексте есть некоторые отличия.
Летом 1941 года в составе Вермахта и войск СС в Советский Союз вторглись так называемые национальные легионы фюрера — десятки тысяч голландских, датских, норвежских, шведских, бельгийских и французских freiwiligen (добровольцев), одурманенных нацистской пропагандой, решивших принять участие в «крестовом походе против коммунизма».Среди них был и автор этой книги, голландец Хендрик Фертен, добровольно вступивший в войска СС и воевавший на Восточном фронте — сначала в 5-й танковой дивизии СС «Викинг», затем в голландском полку СС «Бесслейн» — с 1941 года и до последних дней войны (гарнизон крепости Бреслау, в обороне которой участвовал Фертен, сложил оружие лишь 6 мая 1941 года)
В книге рассказывается о жизни знаменитого немецкого археолога Генриха Шлимана, о раскопках Трои и других очагов микенской культуры.
Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".
Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .
Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.