Избранное - [280]

Мой отец обожал такие пиры. Его веселая рыцарская натура любила праздники, поединки, турниры, женщин и вино. Так описывал его спутник в похождениях господин Гильом де Машо{253}: чешский король был лучшим судьей на состязаниях любви.

Поэтому люди плохие и испорченные, которые постоянно окружали моего отца, полагали, что и я найду радость в том, чему предавался в минуты отдыха между битвами король Ян. И для того, чтобы увести меня с пути праведного в обитель зла и разврата, в один из последних дней моего пребывания в Лукке пригласили меня жаркой ночью в сад под прозрачное и глубокое звездное небо, до которого здесь, в Тоскане, кажется, можно дотронуться рукой. Праздновали свадьбу Роландо Росси со вдовою родом из Пармы, имени которой я не знаю.

Помню как сейчас: торжество, начавшееся утром в церкви — среди свидетелей был и наш друг Симоне Филиппи, — продолжалось затем во дворце Росси в городке Лиме, а позже ночью перешло в сад. Как сейчас вижу мраморные колонны римских времен, освещенные факелами. И в свете факелов на фоне бледно-синей ночи рой мотыльков, бросающихся в огонь. Картина эта была столь захватывающей, что я забыл о пире и не мог оторвать взор от этих зачарованных, золотистых на свету насекомых, которые с такой радостью кружатся вкруг своей огненной могилы.

Вино было пьяняще сладким, а кушания имели аромат всех пряностей восточных стран. Отец мой удалился из сада, и я напрасно озирался в поисках повода к уходу. Не хотелось обижать хозяев и покинуть раньше времени торжество, где столько любезности было обращено к отцу и ко мне. Когда, однако, факелы догорели и сад превратился в черную колоннаду кипарисов, под которыми с развратным смехом и не скрывая своих поцелуев прохаживались парочки, когда стихли лютни и Марсилио Росси приказал и фонтанам дать ночной покой, я прошел несколько шагов в глубь сада, чтобы глотнуть свежего аромата, исходящего от еще не покрытой росой скошенной травы.

И услышал я щелканье соловья. А оно никогда не было безразличным моему сердцу.

Блуждая по саду, я шел за соловьем, как вдруг на меня набросилась женщина в парчовом платье и с красными розами в волосах. Я видел ее еще вечером: это была Дина, любовница господина Марсилио Росси, женщина уже немолодая, но красивая.

Если я говорю, что она бросилась на меня, то это не в оправдание себе. Притянув меня, женщина повалилась со мной на землю, и я вдруг будто потерял сознание, а от ужаса перед предстоящим у меня перехватило дыхание. Перед моим мысленным взором возник образ двоюродного брата дофина Гиго Вьеннского{254}, человека беспутного, который рассказывал мне о своих похождениях в годы грешной молодости при дворах французских вельмож. И я ударил женщину в грудь.

Она приблизила губы к ударившей ее руке и укусила. Я же чувствовал себя как всадник во время битвы, который вдруг очутился под брюхом лошади и напрасно тянет руки, взывая о помощи. Лошадь не может сама подняться и дергается, а тело седока придавлено ее тяжестью.

Страшна была та пьяная ночь. А рассвет застал меня спящим там, где на меня напала, где меня кусала и повалила ядовитая и бледная кобыла с седьмого круга ада. Надо мною стоял сеньор Симоне Филиппи и просил подняться, потому что перед дворцом на улице уже стояли кареты и ждали моих распоряжений.

Я проспал весь следующий день, а на третий уехал в Парму. Я с трудом сидел в седле. Вскоре за мной выехал мой отец, и в воскресенье 15 августа, в день вознесения девы Марии, мы въехали в селение Теренца на пармской земле.

Во сне мне явился ангел. Он встал слева от моего ложа и ударил меня в бок со словами:

— Встань и иди со мной!

Я ответил:

— Господин, я не знаю, куда идти с тобой.

Но ангел нахмурился, схватил меня за волосы на темени и поднял. Сперва я почувствовал боль, потом она прошла. Я не знал, что меня тащат за волосы, но чувствовал жгучую боль в паху. Я летел по воздуху и увидел много всадников в латах. Они выстроились рядами перед какой-то крепостью, и над головами их щетинились копья, как иглы ежа. Услышал я голос, обращенный к всадникам, и увидел мужчину в дорогом шлеме с перьями, который указывал обнаженным мечом на стены крепости.

Ангел, держа меня в воздухе над толпой, сказал:

— Посмотри и увидь!

Я увидел другого ангела, спустившегося с неба. Огненным мечом ударил он того всадника, что указывал на крепость, в пах и отсек ему мужской уд. Всадник еще оставался сидеть на коне, но он истекал кровью и умирал от раны.

Держа меня за волосы, ангел спросил:

— Знаешь ли ты того, кто был смертельно ранен ангелом?

Я ответил:

— Не знаю, господин, и места не узнаю.

Ангел сказал:

— Смотри: это дофин Гиго Вьеннский, который был так наказан богом за развратность. Остерегайся подобного греха и отцу скажи, иначе вас постигнет кара еще более страшная.

Тут я с ужасом вспомнил о той ночи в саду Лимы у города Лукки и то мгновение, когда в моем воображении мелькнуло лицо Гиго.

А затем на левом фланге войска я увидел множество мужей весьма достойного вида в белых плащах, они говорили между собой, поглядывая на копейщиков и на то, что сталось со всадником впереди. Но у меня не было сил спросить, кто эти достойные мужи, а ангел не говорил.