Избранное - [167]

Только одно не давало мне покоя, и мужу тоже, — наша квартира. Мы жили на окраине, в Ференцвароше, на куцей улочке, где было всего семь доходных домов с каждой стороны. Улица эта славилась тем, что ее никто не знал, даже местные жители. Бывало, упомянешь ее в разговоре, а собеседник сперва внимательно прислушается, а то и ладонь к уху приставит, еще и переспросит непременно: что, бишь, за улица-то? — и только руками разведет — нет, понятия не имею, где это находится. Даже наш постовой не знал ее. Когда его спрашивали, он доставал перетянутый резинкой карманный справочник, долго рылся в нем и наконец с удивлением сообщал, что вот она, оказывается, совсем рядом, в двух шагах. Всем, кто собирался к нам в гости, мы подробно объясняли, где нужно сойти с трамвая, где повернуть направо, где наискосок влево, чтобы к нам попасть. А ведь улица как улица. Только невзрачная, бедная. И название у нее есть, а все равно что нет его. Очень смешное название. Даже говорить тебе не хочу. Бог знает отчего, но мне до сих пор стыдно. Совсем другое дело, когда, диктуя адрес, можно сказать: улица Андрашши. Что уж тут говорить, милочка, совсем по-другому звучит.

Но страдали мы не поэтому. Только из-за самой квартиры. Не то чтоб она была маленькой — речь не о том, — для двоих в самый раз: две комнаты, просторная кухня, вход отдельный. Беда была в другом. Квартира наша находилась на втором этаже, в самом конце галереи, а окна выходили в тесный двор, прямо на глухую стену пятиэтажного дома. Темная была квартира. Очень темная.

И сторона к тому же северная, хотя муж все убеждал меня, что не северная, а северо-восточная. Да что толку? Через маленькие, обшарпанные окна к нам никогда не проникало солнце. В три часа дня у нас уже был поздний вечер, даже в летний полдень — люди по улице в темных очках идут, а у нас уже сумерки. Да и тот жалкий лучик света, который случайно проникал к нам, тут же тускнел от мрака, копоти, паутины. Хоть вовсе не гаси электричества — да только дорогое это удовольствие. Мы даже друг друга не различали, не видели, что едим. Все мои компоты и соленья покрывались плесенью. Заглянет к нам кто-нибудь, сразу тихий такой делается, грустный. Только нам с мужем никогда не изменяло чувство юмора. Квартиру нашу мы окрестили «царством вечной ночи» и размышляли, не обменять ли ее — расклеив по городу объявления — с кем-нибудь, у кого глаза больные и кому доктора велят избегать дневного света.

Поженившись, мы сняли первое попавшееся жилье. Мне тогда было двадцать шесть лет, мужу тридцать один. В то время — а шел последний год войны — выбирать не приходилось. Мы и этому склепу были рады как временному пристанищу. С первых же дней убедили себя, что живем здесь временно, пока не попадется квартира — и подходящая, и нам по карману. Так и жили в ожидании лучших времен.

А они все не наступали. Напротив, ты ведь знаешь, жизнь день ото дня становилась труднее. Но мы, как герои, не сдавались, надеясь при первой же возможности выбраться из этой кротовой норы и снять где-нибудь, скажем в Буде, скромную, но уютную и светлую квартирку. Мы не склонялись перед судьбой. Отважно боролись с ней, во всяком случае мысленно. Мы здесь случайные гости. Вот заплатим за квартиру в последний раз, а в следующем квартале со всем скарбом переберемся в другое место, — тем только и держались.

Но переезд наш все откладывался и откладывался. Сначала из-за жилищного кризиса, потом из-за инфляции, потом из-за дефляции. А там еще из-за чего-нибудь. На наше счастье, нас не сократили. Муж каждый день по девять часов работал в банке и даже — когда посчастливится — оставался на сверхурочные. Я тоже трудилась как могла. Делала шляпки, абажуры, вышивала жилеты. Но на переезд все равно не набиралось. Тогда мы решили еще ужаться. Что ты улыбаешься, милочка? Всегда найдется на чем сэкономить. Вот смотри, муж курил. По пачке в день выкуривал. Стало пошаливать сердце, и он бросил. Уже кое-что. А к чему пить кофе? Зачем подниматься на лифте к зубному врачу, который живет на пятом этаже? Зачем включать сразу две лампы, гоняться за модой, платить швейцару, возвращаясь ночью, — вполне можно приходить домой не позже десяти. Таких мелочей наберется тысячи. Я не спорю, все это пустяки, но именно из таких пустяков и складываются состояния.

Наши расчеты оправдали себя. За десять лет мы наскребли немного деньжат. Но, как назло, опять вышла помеха. Вот так всегда — что-нибудь да помешает. Два года назад умер бедный мой свекор. В прошлом году я должна была сделать операцию: гнойный аппендицит. А летом у мужа в бассейне вытащили семьдесят четыре пенгё.

Но вот наконец мечты наши исполнились. Мы переехали на новую квартиру. Квартира чудесная. Такая, как нам хотелось. Солнечная, светлая, уютная, окнами на улицу, с видом на будайские холмы, к тому же на южную сторону, на южную, представляешь? Огромные окна. Чуть ли не с дверь величиной. Солнце светит в них с самого утра, и мы до вечера купаемся в его лучах. Поначалу мы от радости ни есть, ни пить не могли, знай себе бегали из одной комнаты в другую, туда-сюда, туда-сюда, точно сумасшедшие. Никак не верилось, что жизнь может быть такой замечательной.