Избранное - [173]

XLI

В комнате на столике его дожидалось заказное письмо. Сельская гостиница была все еще закрыта, и почтальон Гайо принес письмо Стане, пока он был на море. Прежде всего он вытащил чемодан из-под кровати и сложил в него большую часть вещей. Кое-что из оставшейся одежды, бритвенный прибор, пижаму и другие необходимые мелочи он упакует в последний момент, перед самым отъездом. Потом, одетый, вытянулся на кровати и только тогда взялся за письмо. На нем был хороню знакомый ему штемпель института. Он закурил сигарету, вскрыл конверт и принялся читать. Письмо было кратким. Ему сообщали, что, принимая во внимание их многолетнее сотрудничество и ввиду неожиданно открывшихся перспектив, институт может предложить ему заключение договора об обеспечении его двухлетней стипендией в стране и за границей и дополнительными средствами на дорожные издержки, обязуя в свою очередь его не позднее года по истечении настоящего договора представить статью для готовящегося академическим изданием труда по эстетике и истории искусства под названием «Общее введение в искусство» произвольного объема (но не менее, однако, трехсот страниц, не считая иллюстраций).

Его просят безотлагательно ответить на их запрос и по возвращении в Белград явиться лично для более конкретных переговоров, а также для того, чтобы институт мог принять надлежащие меры в связи с предстоящей поездкой.

Он положил письмо на стул рядом с собой. Неплохо! И главное, так своевременно! Чемодан и сумка у него наполовину собраны, и вот теперь счастливый случай дает ему возможность поднять паруса и, покинув здешние воды, выйти на широкий простор открытых морей. Это был прекрасный повод как-то упорядочить отношения с женой, избежать напрасных объяснений и скандалов и предоставить всемогущему времени наряду с другими более значительными проблемами глобального масштаба окончательное решение и их семейного вопроса. Это был предлог освободиться, хотя бы на два года, от всех и всяческих обязательств, от которых он напрасно бежал в эту глушь, чтобы и здесь запутаться в них, как рыба в сетях дяди Томы. За два года его успеют позабыть все, кто в самом деле был к нему привязан, а также и те, кто держался за него по привычке, а он, впервые в жизни сам себе хозяин, станет вольным скитальцем, свободный и ничем не связанный, кроме своего собственного «я», от которого нет нигде спасения.

Спал он глубоко и спокойно и проснулся поздно. Кто-то его спрашивал, снизу доносились голоса. Он выглянул в окно и увидел Джинино плечо и подол платья, вздувшийся флагом на ветру. Обрывок услышанного им разговора заставил его заторопиться вниз.

Джины уже не было; исчезла за калиткой. В коридоре ему встретилась Стана — лица ее он не видел, но мог догадаться, что оно выражало. Он прошмыгнул мимо нее, словно напроказивший мальчишка мимо сердитой матери, опасаясь, как бы она не наградила его оплеухой на ходу. И она не замедлила послать ему вдогонку:

— Послушай! Не смей больше приводить ко мне в дом эту Томину кобылицу! Если хочешь под моей крышей оставаться! — прибавила она и с треском захлопнула кухонную дверь.

Когда он выскочил из калитки на берег, в ушах еще гудело от этого удара. Джину он нашел возле источника; подперев голову руками, она сидела, задумчивая и грустная.

— Прости ее! — просил он прощения за Стану. — Несчастье сделало ее такой резкой и грубой.

Она отмахнулась.

— Не стоит говорить об этом. Это не важно. Не надо было мне приходить, но я должна была тебя увидеть. Я тебя с пляжа звала, но ты не отзывался. Пошли?

— Куда?

— Хочешь, в море пойдем? Я выпросила у деда Томы лодку и сети. Мы тут, неподалеку. Завтра шторм будет.

Она сняла босоножки и шла босая, держа их в руке. И, волоча ноги, совсем как ходят местные, с веслами на плече, повязанная платком, напоминала рыбацкую жену.

— Ты умеешь грести?

— Не волнуйся. Я деду Томе помогала, когда была вон как тот мальчуган.

Он тоже разулся и подвернул штаны. Взвалил на спину сети, перетащил их в лодку, отвязал ее от причала и вывел на веслах в залив. Потом остановился и завел мотор. Женщины во дворах занимались будничными хозяйственными делами. Дети и собаки, утомившись, сидели на порогах домов. Куры собирались отправляться на насест. Тени длинными дорожками стелились ближе к жилью. Море было тихое, теплое под рукой. Лодка слегка покачивалась на волне, шлепавшей ее по бокам.

Мотор послушно заработал, и лодка пошла к устью залива.

— Поверни налево, к нашим пляжам.

Он не сразу послушался ее. Ему хотелось еще раз увидеть залив, село, пляж; охватить взглядом все побережье целиком, в душе уже прощаясь с ним. В конце концов, если отбросить мелкие неприятности и подвести итоги, ему было здесь не так уж плохо. Он отдохнул, окреп, набрался сил и сейчас был совсем не тем, каким сюда приехал. Лучшей подготовки для предстоящей работы и поездки невозможно было бы и придумать.

Она сидела перед ним, закрытая своей тенью, не снимая платка, чтобы ветер не трепал волосы. За ее спиной возвышались две груды сетей, нос баркаса поднимался к солнцу, медленно клонившемуся в море. Он закурил сигарету, предложил ей. Покачав головой, она отказалась. Он сунул пачку обратно в карман. Описав полукруг, повернул лодку влево к берегу. Тремя рядами вставали перед ними зазубренные горы; ближние — темные, дальние — светлые, призрачно-туманные. На первом плане — церквушка с колокольней, нанизанный ряд белых каменных домов, маслиновые рощи, серебристыми волнами переливающиеся под ласковым ветром, выступающие в море утесы и между ними песчаные бухты.