Избранное - [12]

Сосед с балкона упал, жена под стол спряталась. А я как закричу: "Понял! Они преступников поймать не могут, потому что сами себя ловят!"

Сын кричит: "Батя, те, кто такое говорит, сначала телохранителей себе заводят!"

Жена кричит из-под стола: "Да разве это тело - ребра одни!"

"Мать! - кричит сын. - Ты не в мясном отделе! А батя, может, впервые за всю жизнь задумался!"

Я говорю: "Не задумывался я - это муравей у меня по мозгам ползает!"

Жена кричит: "Лучше бы он тебе в глотку заполз, чтоб ты заткнулся!"

А муравей переполз в другое полушарие, и я вдруг как запою: "Широка страна родная, много в ней лесов и рек, много газа и угля, а толку нету ни..."

Жена кричит из-под стола: "Сынок, дай ему быстрее выпить, я бутылку в буфете спрятала!"

А я вдруг как заору: "Пить - здоровью вредить!"

Сын от неожиданности сам выпил. А я продекламировал: "Человек рожден для счастья, как птица для..." И тут муравей выполз из другого уха.

"Бать, ты что замолк-то? - спросил сын. - Для чего человек рожден?"

А я изловил муравья на щеке, придавил его и говорю: "То ли для полета, то ли для помета... Не помню!"

Конец цитаты

Иду по улице - навстречу Петька.

- Хочешь, - говорит, - заработать?

- А что делать-то?

- Ничего, - говорит Петька, - просто заработать, мужик один книгу пишет научную...

- А я-то при чем?!

- Ну ты тупой! Он пишет, а на тебе будет проверять...

- Как на кролике?

- Как на Толике!

Ну, пошли мы к этому мужику. Такой мужик - ему завещание писать, а он - книгу! Старенький, на голове пушок седенький. Кажется, дунешь, и пушок вместе с головой улетит.

Петька говорит:

- Вот... привел.

- А что Петька-то вам... не подходит?

- У Петра Петровича, - говорит старичок, - терпение уже лопнуло, а мне продолжать надо.

Достал из кармана пятерку. Петька хвать и - бежать.

- Вот видите, - говорит этот научный одуванчик. - Я с ним только первую главу написал "Человек произошел от обезьяны". Дальше не продвинулся.

- Со мной продвинетесь, - говорю, - я меньше десяти рублей не возьму!

- Ну что ж, - говорит старичок, - приступим: человек рожден для счастья!

И смотрит на меня. Я молчу: рожден и хрен с ним - мне-то какое дело.

- Прошу подойти к окну, - говорит старичок. Показывает в окно на помойку и говорит: - Здесь будет сад!

- Кто сажать-то будет? - поинтересовался я. Из вежливости поинтересовался, чтоб не молчать, а он отошел к столу и что-то записал.

"Нет, - думаю, - молчать верней!"

Он говорит:

- Как вас зовут?

Я молчу.

Он говорит:

- Как... вас... зовут?

Я говорю:

- Деньги вперед.

Посмотрел он на меня внимательно и достает три рубля.

- За такую сумму только первую букву скажу... "Т", - говорю я.

Он достал еще десять. Я прикинул и говорю:

- Толи...

- Садитесь, пожалуйста, Толи, - говорит он.

- Пять рублей, - говорю я.

- Тогда можете стоять.

Я лег.

- Вы что?! - вскричал он.

- У лошади четыре ноги, она пускай стоит.

- Может быть, вам дать подушку?

"Хрен его знает! - думаю. - Даст подушку и заломит за нее четвертной!"

- Давайте наволочку, - говорю.

- Ага! - удовлетворенно произнес он, отошел к столу и что-то записал.

"Что он там пишет, конь!" - подумал. И встал.

Одуванчик вернулся ко мне.

- Ну-с, хорошо... Теперь, если вы не возражаете, перейдем к следующему вопросу.

- Давайте сделаем так, - говорю, - вы перейдете, а я здесь останусь.

Одуванчик насупил бровки в переносице.

- Нет, - сказал, - нам обоим надо перейти, а то как же... Вы родились при советской власти.

- Не помню, - говорю. - Я тогда маленький был...

- Ну хорошо, когда вам паспорт вручали, там было написано: гражданин СССР...

- Других не было, выбирать не приходилось.

- Оригинально! - произнес старичок, записал что-то и подходит с пустыми руками.

Я говорю:

- Вы что - книгу-то уже написали? Денег мне больше не даете?

Он говорит:

- Я ждал, когда вы спросите.

Я говорю:

- Поздравляю, вы дождались.

- Вот вам десять рублей!

- И это все?

- А что?..

- А "спасибо", - говорю я.

Одуванчик чуть не облетел от удивления.

- С-спасибо, - сказал, отошел к столу и записал что-то.

Я вытянул шею, заметил одно слово "подвержен".

- Вы, случайно, не из милиции? - спросил.

Он опять что-то записал.

"Ах ты черт!" - думаю.

- А то я сам из милиции, - говорю.

Он опять что-то записал.

- Сам, - говорю, - из милиции недавно вернулся... вызывали зачем-то.

Я думал, одуванчик спросит зачем. А он спрашивает:

- Что делали 19 августа 1991 года?

- Чего делал... чего делал... Чего я могу делать, если у нас получка 22-го!

Тут он долго-долго писал. Минут пять. Потом спрашивает:

- Почему у лопаты ручка длинная?

- Чтоб на плече носить, - отвечаю.

- Сколько можете употребить спиртного?

Я говорю:

- Не знаю... - Подумал и говорю: - Не знаю... сколько раз пил - всегда не хватало! Деньги-то у вас уже кончились или опять ждете?

Профессор осторожно потрогал мой лоб. Рука у него была теплая.

- В партии были? - аккуратно спрашивает он.

- Я в Ленинграде-то не был, - говорю я. - И теперь уж никогда не буду, потому что его скоро переименуют!

Одуванчик хотел что-то записать, но у него карандаш выпал из пальцев.

- Что вы ждете от жизни? - спрашивает он.

- Ну... - Я огляделся. - Ну... а сколько у вас денег осталось?

Он пересчитал.

- Сто... один.