Избранное - [10]

Завтра сменятся шипами

Пышные твои цветы.

Перевод М. Квятковской

Влюбленному покоя нет

Для саламандр огонь – приют всегда,

Для птицы – воздух, а для рыб – вода.

Земля покой дарует человеку,

Творенье увенчавшему от века.

Лишь я, рожденный для жестоких мук,

Несу во все стихии свой недуг:

Глаза всегда полны водой соленой,

Уста шлют непрестанно в воздух стоны,

Стопами землю мерю день за днем,

Объяты сердце и душа огнем.

Перевод В. Багно

Соловью

Пернатый свист, румянящий восток,

Солист крылатый, трель паренья,

Живая гамма оперенья

И дисканта кастальский ток.

Поведай нам, порхающий цветок,

Всевидящей гармонии зеница,

Прочерченная по небу граница,

Где с трепетным прекрасное слилось,

Ну как в одной пичуге удалось

Такому контрапункту угнездиться?

Перевод Д. Шнеерсона

Ручей

Как по камням вприпрыжку

Ты мчишься, клокоча,

И солнцу на алтарь несешь ледышку —

Счастливый дар священного ключа!

О, как, пригретый царственным светилом!

Гордишься ты своим студеным пылом

И, приобщась к весенней кутерьме,

Бросаешь вызов дряхнущей зиме!

Уйми-ка лучше свой порыв хвастливый,

Не то, когда на следующий год,

Уже озлившись, вновь зима придет,

Припомнятся тебе твои порывы.

Раскованность, увы, толкает в плен, —

В природе все во власти перемен,

И, волею небес, метаморфозы

Вершит, кочуя, каждая пора:

Морозом остужается жара,

Жарой испепеляются морозы.

И пусть весна приходит растворить

Хрусталь твоей темницы, —

Как ей угомониться

И лету не доверить эту прыть!

Боюсь, твоя свобода – лишь насмешка:

К чему такая спешка,

Ведь, воспарив, твой испарится ток;

И на весну тебе роптать бы надо.

А что зима?! Радушная прохлада,

Чтоб, наскакавшись, ты остынуть мог.

Перевод Д. Шнеерсона

Песочные часы

Что вам, часы докучные, считать

Назначено в несчастной жизни этой,

Когда вы – ей под стать —

Своим путем идете, верной метой

Вновь избирая утро всякий раз,

Едва протиснув сутки в узкий лаз?

Мои напасти явно вам не впору,

Ведь вы же просто колбочка с песком,

Привыкшим к равнодушному простору

На берегу морском.

Пускай меня минует ваше бремя —

Размеренное время,

Я не хотел бы свой последний час

Выведывать у вас,

Да я и власти вашей не приемлю;

Не отравляйте мне остатка дней, —

Натешитесь вы кротостью моей,

Когда сойду я в землю.

Но если от меня

Нельзя вам отступиться,

Не сетуйте, что нет конца работе, —

Вы скоро отдохнете,

Недаром же кипит вокруг меня

Злорадная возня,

А жар любви, сжигая по крупице

Рассудок мой, на пытки не скупится, —

И в жилах меньше крови, чем огня!

Но ведь, помимо понуканья смерти,

Еще один подвох

Таится в этом пыле:

Казалось, не застать меня врасплох,

А я уже одной ногой в могиле.

И тут меня сравненье повело

По грани упования и страха:

Когда умру – я стану горсткой праха,

Пока живу – я хрупкое стекло.

Перевод Д. Шнеерсона

Часы с боем

Вот он – живой металл,

В котором жизни тайную пружину

Лишь мастер искушенный угадал

И воплотил в машину,

Чей хитроумный ход

Нам ежечасно голос подает

И, вверясь провиденью,

Стремится стрелкой указать ответ

(Пренебрегая тенью!):

Как движется по кругу жаркий свет

И как по тропке этой

Часы летят беспечной эстафетой,

Покуда роли солнца и луны

Колесикам простым отведены.

Однако эта дивная машина

Еще и поучительный пример

Бессилья полумер,

И сколько ни впивай чудные трели,

Чтоб разузнать, который час настал, —

Сокрытый в этом голосе металл

Не достигает цели.

Ты, для кого часов точнейших бой —

Лишь повод разразиться похвальбой,

Рассудок преклони

К тому, о чем тебе твердят они!

Час прожитый оплачь, – не наверстаешь

Минут его, и невелик запас;

Пойми, что ты в один и тот же час

Растешь и в смерть врастаешь.

Но восхвалять часы едва ли стоит,

Не то, пожалуй, будь они в чести,

Гербов таких бы нам не завести.

Часы и впрямь, как ты за них ни ратуй, —

Изящный соглядатай,

Посланец тьмы, бессонный пилигрим.

О как вы схожи с ним,

Когда, чтобы шагать со светом в ногу,

Светилу вы диктуете дорогу,

Всей вашей мощи дерзостный порыв

На волоске тончайшем утвердив,

А он, уж такова его природа,

Все тоньше и дряхлее год от года.

И все ж не сторонись

Тревожных откровений циферблата, —

В них тайну каждодневного заката

Нам поверяет жизнь:

Всю вереницу суток, солнц, орбит

Считает смерть, а время лишь растит.

Перевод Д. Шнеерсона

Солнечные часы

Ты видишь, Флор, как, хитрой геометрии

Цифирную премудрость подчиня,

Мы вычисляем продвиженье дня!

А ты подумал, как могло случиться,

Что удалось незыблемой черте

И солнца легкокрылой красоте

В одну полоску слиться?

Ты благодарен, тут сомнений нет,

За то, что можно каждый шаг на свете

Припомнить, оглядев полоски эти.

Но разве только свет

Всечасной жизни видишь ты, а след

Всечасной смерти не подмечен зреньем?

Не грех ли раздвоеньем

Коверкать бытие?

Как верхоглядство пагубно твое!

Зови-ка лучше разум на подмогу,

За косную привычку не держись,

И, в солнечной узнав свою дорогу,

Ты смерть откроешь, вписанную в жизнь.

Ведь раз ты только тень на этом свете,

Как сказано в Завете,

То с тенью света солнечного схож,

От цифры к цифре так же ты бредешь,

Покуда не настанет обретенье

Последней цифры и последней тени.

Перевод Д. Шнеерсона

К портрету, на котором лицу некоей дамы сопутствует изображение смерти

Чем ты отличен от кривых зеркал,

Коль вот она – незримая граница,

Где взор, едва от жизни отстранится,