Избранное - [5]

Выполняет долг,

Без жалоб, по-солдатски.

1984

Командировка

Я летел в командировку…

Вся моя экипировка:

Мыло, бритва и блокнот,

Томик Брюсова – в портфеле.

Мне казалось, еле-еле

Плыл по небу самолет.

А потом кряхтел «УАЗик»

Нас вытягивал из грязи,

И дорога вдаль вилась,

И роптал тисненый Брюсов,

Поводя бумажным усом,

С мылом

стал —

ки —

ваясь.

Не сердитесь, мэтр почтенный,

Уж таков удел военный.

Я, солдат обыкновенный,

Не хотел обидеть вас.

Мне и самому неловко,

Но моя командировка

Только-только началась.

И утих стесненный классик

Все вперед бежал «УАЗик»,

Догоняя горизонт.

Мыло, бритва и блокнот,

Томик Брюсова – в портфеле.

Офицер политотдела,

Еду в дальний гарнизон.

1984

Двое

Лейтенантик в фуражке с околышком

Голубым,

как с картинки сошел.

И девчонка с ним рядом – как солнышко,

Рассиялась – так ей хорошо!

А про то, что дороги военные

Дарят больше прощаний,

чем встреч,

С ней пока бесполезно, наверное,

Заводить просто-напросто речь.

Жизнь сама все разложит

по полочкам,

Все поможет постичь и понять…

Двое – рядом.

И солнца осколочки

На плечах лейтенанта горят.

1985

«Только день прошел…»

Только день прошел,

Не годы —

Белой стала голова.

Двадцати двух лет от роду —

Миши Птицына вдова.

Мы ее не утешаем,

Мы сейчас молчать должны…

Фотография большая —

Смотрит летчик со стены.

– Небо – трудная работа… —

Молвил кто-то из ребят.

– Не вернулся из полета… —

Так об этом говорят.

Ночь сиреневою шторой

Занавесила окно.

Как всегда, ревут стартеры,

И уходит ввысь звено.

1982

Тамада

В гостинице, сидя на кровати

железной,

Пили мы спирт, говорят, полезный.

Его называют у нас «гидрашкой»,

Выпьешь – и по спине мурашки!

Старлей молодой

Был у нас тамадой.

Он из Афгана

Вернулся недавно.

Мы все вопросы:

– Как там, за речкой?

Спирт разливает, в ответ – ни словечка.

Мы пристаем:

– Расскажи про войну! —

Скрипнул протез, разорвал тишину.

…В гостинице, сидя на кровати

железной,

Пили мы спирт, говорят, полезный.

Старлей молодой

Был у нас тамадой.

1983

Монолог лейтенанта в гостинице «Интурист»

Вы не сомневайтесь, деньги – честные!

Одолжила мне их впрок война…

За вино и баб плачу я чеками —

Кровью расплачусь потом сполна.

Отпуск мой подходит к завершению,

Деньги мне в Кабуле не нужны…

Завтра – самолет и возвращение

В жаркие объятия войны.

А пока – официанты крутятся:

Счет оплачен щедрою рукой…

Но опять в упор стреляет улица

В мой висок, подстриженный такой.

За дувалом, словно в бухгалтерии

Счетами грохочет счетовод —

Выдает зарплату инфантерии,

Не скупясь, душманский пулемет.

Я врагов тогда накрыл гранатою,

Потому сегодня ем и пью… —

Лейтенант склонил невиноватую

Буйную головушку свою:

– Вы не сомневайтесь, деньги – честные…

1982

Из книги «Нашла душа нечаянный приют»

«Твоя любовь, как шутка злая…»

Твоя любовь, как шутка злая,

Не от души, а от ума.

Не рассмешишь, не обижая

И не обидевшись сама.

Не пожалеешь без укора

И не похвалишь, чтоб всерьез…

Смеемся мы с тобой до ссоры,

А после миримся до слез.

1986

Баллада об одежде

Воплощенье самых тайных страхов —

В дом вошел и

выхватил мой взгляд,

Как чужую мятую рубаху,

Обнял рукавами твой халат.

Вот и все.

И никакой надежды

Нет на то, что это – сон дурной…

В этом доме даже и одежда

Не принадлежит себе самой.

1985

«Я сижу на своих поминках…»

Я сижу на своих поминках,

И не лезет закуска в рот.

Вот жена моя в черной косынке,

Вот Алеша и Ваня – вот.

А народу-то набежало

(Хоть не принято говорить…).

Ешьте, пейте – вина не жалко.

Раз собрались, так будем пить.

Тамада – или кто он? – старший

Произносит печальную речь,

Что не стало меж нами Саши… —

И гора, между прочим, с плеч!

Опрокинули пару стопок —

И печаль разом – шмыг за дверь.

Затевает уж песню кто-то,

Кто-то лезет уже к вдове.

Утешает. А сам меж делом,

Норовит – посильней прижать…

Это все меня так задело —

Передумалось умирать!

И, не знаю, на радость или

На потеху толпе хмельной

Я поднялся, живой и в силе,

И уселся рядом с женой!

Крепко, в губы, – не целовался

Так никто еще на миру!

Коль не умер, когда собрался,

Я до смерти теперь не умру.

1988

«Кто одиночеством храним…»

Кто одиночеством храним

И впрок потерями испытан

В любви, не отягченной бытом,

Но порожденной все же им —

Тот знает: праздники нечасты,

Как всплески звездного весла,

Которым ночь гребла и к счастью

Или к несчастью нас несла,

Презрев и знанье, и незнанье

Всех прошлых и иных веков…

И было тишины звучанье,

Как предвкушение стихов.

И этот миг соединим

Казался в лунности разлитой

С любовью, порожденной бытом,

Но не отягощенной им.

1994

«Ко мне – нельзя…»

Ко мне – нельзя.

К тебе – нельзя.

Ни в тот, ни в этот дом – не вхожи,

Мы – бесприютней всех прохожих,

Что мимо нас сейчас скользят.

Мы – бесприютней сквозняков,

Что переулки повенчали…

Удел свободных от оков,

Все ж не свободен от печали.

И оттого в душе сквозят

Обиды, нашу жизнь итожа:

Мы никуда с тобой не вхожи.

К тебе – нельзя.

Ко мне – нельзя.

1991

«Лягушки квакают к дождю…»

Лягушки квакают к дождю…

Шел дождь в Кусково.

А дальше слова не найду,

Чтоб к месту слово.

А дальше: зонт, аллея лип,

Кусты акаций…

Я так душой к тебе прилип,

Что не расстаться.

Но расстаемся на века

С тобой у грота.

С лягушечьего языка

Нет перевода.

И нам никто не объяснит,

Не даст совета,

Как друг без друга дальше жить

С любовью этой?

…Я от тоски с ума сойду,

Припомнив снова:

Лягушки квакали в пруду,