Избранное - [17]

Нам еще больше нахмурился.

— А почему ты не уйдешь отсюда, не подработаешь где-нибудь на стороне?

— Да я и шагу не могу ступить из дома, разве отсюда уйдешь? — со слезами на глазах ответила Бинь. — Старая Таи все следит за мной, она и другим девушкам велела стеречь меня. Как тут подработаешь на стороне? И потом — я здесь новенькая, все время принимаешь гостей, одного, другого, намаешься — и рукой не шевельнешь. Отсюда один путь… в могилу…

Бинь зарыдала и отвернулась, стараясь не смотреть на лампу, наполнявшую комнату тусклым зловещим светом. Ей всегда казалось, что лампа эта, словно злой дух, стережет ее здесь, в доме позора, и своими чарами преграждает все пути к спасению.

Нам обнял дрожащие плечи Бинь. Он понял вдруг всю безысходную тоску этого нежного, надломленного существа. Глядя в миловидное личико Бинь, искаженное печалью и страданием, он чувствовал какое-то странное волнение. Ему казалось чудом, необъяснимым чудом, что он, бродяга, за плечами которого страшная, исковерканная жизнь, способен еще кого-то жалеть и даже любить! Неужели это возможно? Нам из Сайгона никогда никого не любил, должно быть, оттого, что и его не любили. Родителей своих он не помнил. У него не было ни братьев, ни сестер — даже самой дальней родни. С детства ходил он из дома в дом, от одной двери к другой, выпрашивая горсть риса. Едва он подрос, ему пришлось зарабатывать на жизнь тяжелым трудом. Он мыл котлы и миски, колол дрова, носил воду, таскал на голове корзины с углем, но нигде не задерживался подолгу — работа была временной, да и сам он был слишком упрям и неуживчив, а к тому ж еще и не прочь погулять как следует… Безжалостная грязная жизнь скоро ожесточила его.

Нам стиснул руку Бинь, прижал к своей груди. Время бежало — за минутой минута. Нам думал о своей одинокой жизни — он должен обзавестись семьей, должен жениться на Бинь, красивой и доброй Бинь. Ведь он никогда не знал, что такое доброта и красота, а теперь вот узнал, узнал и полюбил…

Не в силах сдержать волнение, Нам резко сказал:

— У меня нет ни отца, ни матери, нет никого на свете. Если ты согласна, я скажу старухе Таи, что женюсь на тебе.

Бинь не колебалась ни минуты, она не думала, что за человек Нам и каково быть его женой.

— Я согласна, но… добрые ли у тебя намерения, Нам?

— Ну почему же недобрые? А ты-то вправду согласна?

Бинь не ответила, только сильнее сжала руку Нама и растерянно посмотрела на него.

Вдруг тусклый огонек лампы заплясал и, вспыхнув мутно-желтым светом, угас. В комнате стало как будто холоднее и тише, мрак, казалось, сдавливал грудь. Перед глазами Бинь снова всплыли кошмарные видения недавнего сна: женщина, торговавшая собою, одна, совсем одна… Всеми забытый, гниющий труп на кровати… ветхий гроб со скрипом раскачивается на бамбуковых перекладинах по дороге на кладбище…

Дрожа всем телом, Бинь закрыла лицо руками и, рыдая, прижалась к Наму.

— О Нам!.. Добрые ли у тебя намерения?..

VII

Вот уже неделя, как Восьмая Бинь покинула заведение старой Таи. Она надеялась, что теперь, когда у нее есть лекарства, когда ее хорошо кормят, болезнь пойдет на убыль. Увы! С каждым днем Бинь худела и становилась все слабее, хотя сердце ее обрело покой.

Да, счастье могло исцелить только душу, но тело, разбитое и больное тело, из ночи в ночь служившее забавой для гостей, нуждалось в долгом серьезном лечении.

Нам из Сайгона не на шутку встревожился. Он знал, раз жена нездорова, ей нельзя утомляться. Он нанял старую кормилицу — присматривать за Бинь, когда ему приходилось отлучаться из дома, сам готовил еду, стараясь придумать что-нибудь повкуснее. Бинь была счастлива: пускай муж у нее и некрасивый, но зато такой ласковый и внимательный!

Наступила весна. Мелкий дождь тихо шелестел в маленьком пустынном саду. Приподняв голову, Бинь разглядывала вымокший сад. Совсем близко, всего в нескольких шагах, трепетали и перешептывались с ветром листья. На траве лежала куча мусора, в котором деловито копались цыплята. Один из них начал взбираться на самый верх кучи, но у бедняги не хватило сил, и он свалился, трепеща крылышками, под которыми желтело жирное мясцо.

И Бинь неожиданно вспомнила, как месяца два назад, проводив последнего гостя, она, голодная и усталая, лежала в своей комнате. Вторая Лиен принесла ей тогда чашку горячего куриного супа, — казалось, ничего вкусней Бинь никогда и не пробовала. Она громко позвала кормилицу.

Маленькая старушка в мешковатом платье прибежала из кухни.

— Что вам угодно?

— Нянюшка, вы умеете готовить суп из курицы? Я знаю, что муж купил недавно цыплят. Сварите, пожалуйста, куриный суп.

Старуха выпучила глаза, помолчала немного, словно подыскивая какой-то важный довод, и, понизив голос, сказала:

— Дорогая, вам нельзя есть суп.

— Почему?

— Доктор велел соблюдать диету.

Бинь рассердилась.

— А разве вы знаете, чем я больна? Почему доктор не позволил мне есть курятину?

Старуха помолчала, стараясь найти особенное словечко, которое должно было определить опасное состояние Бинь, но так и не смогла ничего придумать.

— Болезнь… болезнь, — ворчливо ответила она. — Я только знаю: вам не велено есть все, что ни попало, вот и суп тоже…