Избранное - [9]

Все эти удивительные сведения сообщил Энгильберту Элиас, живущий неподалеку от болота. Совершая свой ежедневный поход на лисью ферму, Энгильберт часто заходит на хутор и беседует с ним. Этого малорослого больного человека мучит астма и частые приступы падучей, но собеседник он приятный и разговорчивый.

Есть и другие причины, по которым исландца влечет к хутору и его обитателям. Дочери Элиаса примечательны, каждая в своем роде. У старшей, Томеа, растут усы, она обладает, во всяком случае по мнению фру Люндегор, сверхъестественной магической силой. Младшая — еще подросток, слабоумна. Лива, как и Энгильберт, работает на Оппермана. Она прелестное создание, но тоже немного помешанная, поскольку состоит членом секты судного дня, возглавляемой сумасшедшим пекарем Симоном. Четвертая дочь живет не на хуторе, а в Эревиге, у устья фьорда, и недавно овдовела, муж ее погиб на войне. Сын Элиаса, Ивар, — капитан оппермановской «Мануэлы». Семья всегда жила в большой нищете, но теперь Ивар стал хорошо зарабатывать.

Энгильберт вспомнил о письме для Ливы, вынул его, чтобы не забыть отдать на обратном пути. Туман стал снова рассеиваться, солнце — новое и чистое — появилось на небе, окруженное стадом маленьких невинных барашков — облачков. Молниями сверкают шкуры лис в оппермановских клетках. Энгильберт поднимает корзину на спину и начинает спускаться.

Перед домом Элиаса маленькая группка людей склонилась над человеком, лежащим на земле. Энгильберт сразу догадался, что у хозяина очередной припадок. Он торопится к месту происшествия. Да, это Элиас, мучимый судорогами, лежит на земле. На него жалко смотреть — он маленький, тщедушный, с впалой грудью, худые руки упираются в подбородок, словно он старается отделить собственную голову от туловища. Изо рта бьет пена, в зубах — деревянная ложка. Лива и Томеа держат его. Альфхильд, слабоумная младшая дочь, сидит поодаль и играет в ракушки, совершенно не интересуясь происходящим.

Энгильберт становится на корточки около Томеа, желая помочь. Исподтишка с жадностью рассматривает дочерей Элиаса. Несмотря на усы, Томеа не лишена женственности, это крупная, сильная девушка с пышными формами, похожая на молодую телку. У красавицы Ливы тоже виден пушок над верхней губой, у обеих сестер густые черные брови. Близость усатой девушки вызывает странное щекочущее ощущение. Энгильберт дрожит от излучаемой ею магнетической силы, и талисман на его груди жжет, словно раскаленное железо.

Вдруг Элиас издает хриплый рев, глаза его закатываются так, что видны белки, тело выгибается дугой, только затылок и пятки касаются земли. Маленький, незаметный, всегда такой скромный человек наносит удары окружающим, словно преступник, которого пытаются арестовать, воет как одержимый. Сильный удар приходится Ливе в бок, она вскакивает и скрежещет зубами от боли. Энгильберт встает на ее место и изо всех сил старается помочь Томеа утихомирить безумца.

Постепенно больной затихает, приступ на этот раз прошел. Энгильберт помогает девушкам отнести отца в дом и положить на постель. Он лежит бледный, измученный, с окровавленным провалившимся ртом.

Энгильберт оглядывает маленькую чисто вымытую комнату. Перед кроватями лежат красиво выделанные овечьи шкуры, потолок и одна стена почти целиком покрыты разросшимся плющом, среди его листьев освобождено место для увеличенного портрета покойной жены Элиаса. Фотография поблекла, но все же видно, что хозяйка хутора была черноволосой, с густыми темными бровями, как и ее дочери.

Энгильберт снова вспоминает о письме… Не потерял ли он его в этой сумятице? Нет, оно у него в рукаве. Он вынимает его, разглаживает и протягивает Ливе. Она выхватывает смятый конверт и отворачивается. Он видит, как она подносит его к губам и прячет на груди. Потом уходит в кухню и начинает причесываться перед зеркалом.

Энгильберт обращается к Томеа и говорит доверительным шепотом:

— Ты знаешь так много разных средств, нет ли такого, что могло бы излечить отца?

Девушка качает головой. Он испытывает непреодолимое желание сблизиться с ней, добиться ее доверия. Но она немногословна, замкнута, ее трудно вызвать на разговор. Он протягивает ей руку на прощание. Ему удается поймать ее взгляд — странный, гнетущий, пронизывающий его до мозга костей.

Энгильберт выходит из дома вместе с Ливой, но она скоро сворачивает с большой дороги и идет полями, более кратким путем, чтобы не опоздать в магазин Оппермана.

— До свидания, Энгильберт, — кивает она, — тысячу раз спасибо за помощь и за письмо.

Он следит взглядом за ее легко бегущей фигуркой, пока она не исчезает за холмом. Он все еще ощущает резкий запах двух девушек и твердо уверен, что на него оказывает свое действие сверхъестественная сила Томеа… у него чешется ухо, что-то дрожит в груди под талисманом. Со сладострастным ужасом он чувствует, как его интерес к усатой девушке перерастает в вожделение. Это, несомненно, дело тайных и опасных сил, сил, с которыми нужно бороться любыми средствами, ибо они хотят лишить его духовных ценностей, накопленных за последние полгода, принудить к новому падению.