Избранное - [76]

На том и кончилось.

— А где в то время была Клара? — спросил я.

— Ее не было. Она к Бакуну ходила под Нежин, потом в Кадыщанские леса. С ней был резидент Кима в Чернигове Саша Михайленко. Они по рации информацию в центр давали об обстановке в тех районах.

— А Михайленко жив?

— Да… По-моему, он в Чернигове и живет.

Мария Хомяк отделилась от кружка и подошла к нам.

— Кажется, завелись ребятки, — заметил Валюшкевич, кивая на соратников.

— Можно! Когда-то еще вновь соберемся, — отвечала Мария.

…Я решил, что сейчас подходящий момент, и, обратившись к Марии, спросил, не вспомнила ли она, как было с Павловым.

— Что рассказывать? Сказ — он короткий. Мы в казарме сидели, Кима не было, ушел куда-то. А Юрий Павлов здесь был. Про что уж говорили, не помню. И тут приходит старшина комендантского взвода с автоматом. Старшина подходит к Павлову и говорит: «Командир приказал немедля вам в штаб явиться». А Павлов — мужик с норовом: «Ладно, скажи, приду». — «Приказано доставить». — «Доставить? Меня?!» — Павлов встал во весь свой рост, руку к автомату протянул — он на стене висел. Старшина раз — и прошил его… Но он еще стоял… Потом начал валиться. Я к нему кинулась — мертв. Шесть пуль всадил… А после уже нам приказ зачитали…

— Но приказ исходил от Таращука? — спросил я.

— От него, Таращука. Командовал он, правда, недолго, может месяц. Заместителем был Темнюк… этого мы совсем мало знали. Да… Надо было Киму командующим быть. Ему предлагали… Отказался. Збанацкий с Науменко колебались… и двинули Таращука. Бывает…

— Да, но все-таки как же с Павловым? Причины расстрела его?

— Неподчинение приказу. В боевых условиях. Предпринял попытку… — сказал Валюшкевич.

— Но ведь…

— Неподчинение, — вздохнул Валюшкевич. — А как же? Нет, тут подкопаться трудно: Павлов схватился за автомат.

— Или просто хотел взять его с собой? — продолжил я.

— Так или иначе, все было предусмотрено… Учтите, на нем все же было пятно службы в карательных войсках… Правда, он недолго служил… Что поделаешь — война. Был приказ — укрепить дисциплину, покончить с партизанщиной. Вот он и попал под горячую руку.

Я взглянул на часы: два часа ночи. Как время пролетело…

В дверь постучали. Вошла девушка в плаще.

— Мария Тимофеевна, я с телеграфа, — представилась она, — вам по междугородной снова звонил Науменко. Уж очень просил еще раз передать, что ждет вас завтра к себе на берег.

Чтобы прояснить вопрос с Павловым, я ненадолго прерву последовательность повествования и скажу еще об одной встрече, которая произошла позже, в Киеве. Бывшего комиссара отряда имени Щорса, Владимира Федоровича Мольченко, я застал перед самым его отъездом на дачу. Грузовик уже ждал, однако, узнав, по какому я делу, он тотчас отложил все дела.

— Может быть, в другой раз? — спросил я.

— Нет, нет!.. Это важно, а когда еще вы застанете меня? Итак, вас интересует конкретный вопрос: Павлов, взаимоотношения Кима и Таращука… Что ж я могу сказать? Павлов был смелый командир, волевой… А погиб глупо. Но с точки зрения формальной в этом трудно кого-либо обвинить. Трагедия обстоятельств. Война. Факт неподчинения все-таки был. Потянулся к автомату… А Таращук вспыльчив, своенравен. Вот, собственно, и все о Павлове. Конечно, жаль… И формулировка «расстрелян за саботаж» — очень обидная. Но, повторяю… — он развел руками, пожал плечами, как бы не находя точных слов.

— Ким и Таращук не были друзьями?

— До какого-то периода взаимоотношения у них были нормальными. Потом создалось такое положение. Командующим числился Таращук, а для командиров отрядов по-прежнему высшей властью был Ким. Он пользовался безграничным авторитетом среди нас всех. Понятно! Он же способствовал объединению партизанских сил. Ему бы и взять в свои руки командование. Но он отклонил это. И все. Если б Таращук сумел пошире взглянуть на вещи! Не хватило на это мудрости, такта. Таращук стремился подчинить себе все, и в том числе, насколько я понимаю, и центр Кима. Но Ким подчинялся непосредственно разведывательному отделу в Москве. Возникли трения… К тому же слава и популярность Кима в Междуречье не давали покоя командующему. И однажды был случай. Таращук послал команду доставить Кима к нему в штаб. Это все на моих глазах… И тогда Збанацкий принял решение увести Кима дня на два, пока минует острый момент. Пришедшим людям из комендантского взвода было объявлено, что Кима нет. Они удалились. А вскоре Таращука отозвали… Потом, когда наши войска заняли Междуречье, он вновь вдруг явился… Но уже не был командующим.

— Писем Кима у вас нет? — спросил я.

— Нет. Смирнова Ивана Константиновича — это есть…

— Может, Петра Федоровича?

— Одно и то же! Он был и Петр Федорович, и Иван Константинович, а вернее — ни тот, ни другой. Ну, это тот генерал, который приезжал инспектировать центр.

— Генерал?

— Назовем его генералом. Степан Ефимович любил субординацию. Словом, мы говорим об одном и том же лице, которого условно звали Смирнов. Он не отозвался на ваш очерк?

— Нет.

— Возможно, погиб или умер уже. Ему тогда под пятьдесят было… Почитайте его письмо, это я получил уже после гибели Кима.

Он дал мне несколько листков пожелтевшей бумаги, исписанных знакомым мне малоразборчивым почерком. В них воспоминания о былых сражениях. Имена товарищей по оружию. И вот: