Избранное - [75]

— А немцы? — перебил я рассказчика.

— Их пока не видно. Ну, думаю, может, ошибка какая-то вышла. Минут через десять вернулся Ким. «Счастье твое, говорит, что жители здесь умные, предупредили связную. Да и немцы ушли, только полицейский стан оставили». Едва он это сказал, смотрим — по улице к нам наряд приближается. Полицаи. А Галиулина нет, как уедешь? Старший наряда кричит:

«Стой! Кто такие?»

Ким спокойно отвечает:

«Свои, сельские…»

«Документы!»

Они у нас были, можно бы предъявить. Но в подводе оружие, автоматы. Вдруг заглянут?

«Брось ты, папаша, усердствовать! — улыбается Ким. — Хочешь, первачом угощу?»

Вижу, время тянет. Но полицай, однако, дошлый попался.

«Кажи документы, стрелять буду!»

И уже затвором защелкал, а Ким все тянет. Между прочим, он всегда знал крайний момент, когда уже нужно действовать без промедления. Я просто поражался его выдержке. И здесь, может быть только за секунду до выстрела полицая, вдруг говорит:

«Постой, не горячись, вот тебе документы!»

Подошел к подводе да как жахнет по ним очередь! Старшой упал. Остальные — бежать. Видимо, за подмогой.

«Товарищ Ким, — уговариваю я, — езжайте! Один дождусь Галиулина».

«Не то говоришь, отвечает. Держи на прицеле эту улицу, чтоб перереза нам не было…»

Весь стан поднялся, человек тридцать. Приближаются к нам перебежками. Хоть темно, а видно фигурки… Гляжу, и Галиулин с задних дворов бежит. Чесанули мы вдоль улицы из автоматов — и ходу.

— А Дуся, значит, тоже приходила в село? — спросил я.

— Да. Она раньше нас успела. Зашла в избу к нашим, хозяева ее сразу предупредили — она тихонько ушла дворами. Там как было: в одном селе, которое к дороге поближе, — немцы, а рядом — ничья власть, верней партизанская… Дуся Мольченко сейчас в Киеве живет с мужем… Муж-то ее комиссаром был в отряде Збанацкого, теперь он доцент Киевского университета, читает курс философии. Известный человек в Киеве…

Мы с Валюшкевичем сидели в стороне. А застолье шло по новому кругу.

— А официально вы числились в центре?.. Кем?

— Командиром разведывательно-диверсионной группы. Но официально я проходил по отряду Збанацкого, а подчинялся фактически Киму. Збанацкий понимал все… Нет меня — он знает: значит, Ким послал на задание. В основном я действовал в районе Прилуки — Бахмач — Нежин… Дело известное — минировали дороги, мосты… Потом идешь в центр, докладываешь… Первое дело — покушать дадут. Это уж обязательно… Вон Мария и еще сестра ее Шура — они хозяйством центра ведали. И готовили… Если с мороза — стопку поднесут…

После того как я взорвал бензосклад под Остром, ко мне подошел Тиссовский и говорит: «Молодой человек, вы отличились. Отныне вам открыт доступ к Киму в любой час». Что вы думаете? Это самая большая честь была… Центр был при отряде Науменко, но тот ему беспрекословно… Признавал! А когда Таращук взял власть, он сразу вызвал меня. Я не знал еще новых порядков, только с задания вернулся… Говорят: тебя вызывает командующий.

«Ким?» — спрашиваю.

«Нет, Таращук», — говорят.

Ладно, думаю, чего спешить. Успею. Собралась братва, шутим, смеемся. Снова связной бежит: «Срочно к командующему… Под трибунал хочешь?» А я: «Что?! Меня под трибунал?» У нас гордость была, мы себя кимовцами считали. Я лично три эшелона пустил под откос — и в трибунал? Не вяжется. А мне говорят: «Иди, у нас сейчас новые порядки. И верно, под трибунал попадешь. Шпокнут, как Павлова».

Иду. А уже настроение не то. Что, думаю, за порядки? Зачем? Вхожу в землянку. Таращук лежит на койке. Так лежа и разговаривал. Его я раньше видел, как он около Кима ходил… Сейчас совсем другой. Сурово так посмотрел, но воля в нем чувствовалась… Командир он был боевой, если б не… ну, как бы это сказать, тщеславие, стремление все себе подчинить.

— Но если он был избран командующим? — вставил я.

— Да, конечно… У него своя правда была… искоренить партизанщину. Но ведь он же должен был понимать…

Ну, я доложился по форме. Стою по стойке «смирно».

«Почему сразу не явился?» — спрашивает.

Я молчу. Он рукой голову подпер и смотрит.

«Ладно, говорит, как у тебя есть заслуги, прощается в первый раз. Но знай: командующий — я. Приказ мой — закон. Вот так. С сегодняшнего дня назначаю тебя моим помощником по разведке. Ясно?»

Дивлюсь я… Думаю, как же так? Или, может, с Кимом уже согласовано? Разные мысли… А он:

«Иди, принимай дела…»

Тут меня вдруг осенило:

«Не могу, товарищ командир, на линию должен идти, спецпоезд встречать».

«Без тебя встретят. Передашь по команде».

«Никак нельзя, говорю. Потому я один систему их охраны знаю. Где какие посты стоят. Иначе к дороге не подберешься. Там на каждый километр пост».

Посмотрел на меня хмуро.

«Решил у Кима остаться?»

«Так точно», — говорю.

«Подумай, говорит, до утра. Утром явишься. Предлагаю немало».

Вышел я от него и к Киму в лес. У себя был. Вижу, настроение невеселое. Я доложил ему про спецпоезд, свой план подрыва. Он одобрил. Тут я ему и рассказал про вызов к Таращуку и что утром явиться велел.

«Что ж, думай», — сказал Ким.

«Надумал, говорю, хочу с вами остаться».

«Так и скажи ему… Он поймет. Все уладится».

Наутро я так ему и ответил.

«Ладно, говорит, смотри сам».