Избранное - [114]

Гул приближается. И вот уже над головой.

— Внимание! Следите за небом… Один отделился… Второй… Третий… Отличная видимость! Четвертый, — считает старший. — Трое быстро к оврагу! Действовать четко! — командует он.

И тотчас на поляне начинается движение — быстро, бесшумно люди расходятся небольшими группами выполнять распоряжение. И все затихает. Через несколько минут в лесу слышится шорох веток, шаги, на освещенной луной поляне появляется человек, нагруженный со всех сторон: вещмешок, рация, еще что-то, а в руке — пистолет. Увидев стоящих на поляне у костров людей, человек негромко вскрикивает:

— Я Гриценко!

Голос — девичий.

— Я Сергей Иванович, — отзывается старший.

— Все! Как быстро я нашла вас! Я больше всего боялась этого — не найти костров. Сверху-то все видно, а как приземлишься — темнота. Никакой ориентации, — возбужденно говорит девушка, подходя к кострам. Она улыбается, однако смотрит исподлобья.

— И как же зовут товарища Гриценко? — с мужской снисходительностью спрашивает старший.

— Валя.

— Прекрасно. Поздравляем! Вы — первая. Как в Ленинграде?

Девушка прячет оружие и отвечает:

— В Ленинграде? Что сказать?.. Я ведь там была всего несколько дней. Тяжело… Но, говорят, если с весной сравнить, полегче стало. Ходят трамваи… Работает театр… В Филармонии был концерт!

— А на улицах трупы валяются, — слышится реплика.

Девушка мгновенно вскидывает голову.

— Валяются? Я не видала. Как падают — видела, но их увозят. И хоронят без гробов — голод. Блокада… Но нормы постепенно все прибавляют. Сейчас уже овощи появились.

Девушка исподлобья оглядывает стоящих вокруг. Во взгляде ее удивление, настороженность…

— Помогите же фрейлейн снять с себя вещи, — как-то странно усмехаясь, командует старший.

Двое подходят к парашютистке справа и слева, берут под руки.

Внезапно она вырывается, делает стремительный скачок в сторону и выхватывает револьвер. Но это предусмотрено. Сзади, из кустов, на нее бросаются двое. Схватили, зажали рот, повалили.

— Кто ожидал от фрейлейн такой прыти? А молодчина! Увести! Возьмите двоих из опергруппы и конвоируйте в Погостье, — тихо говорит старший.

Еще несколько минут в ожидании. Снова слышны шаги, шум раздвигаемых веток. На поляне появляется фигура, столь же нагруженная. Останавливается и робко оглядывается. Потом делает несколько шагов назад и очень тихо произносит:

— Я Гриценко…

Голос тоже девичий.

— Я Сергей Иванович, — отвечает старший.

— Здравствуйте! Я одна? Где же остальные?

— Видимо, на подходе. Ну, рассказывайте… Оружие теперь можно спрятать.

— Спасибо. С удовольствием… Меня зовут Лена.

— Елена Прекрасная, — улыбается старший. — Но разрешите помочь вам освободиться от груза.

Снова двое подходят к девушке, помогают стащить вещмешок, мгновенно обезоруживают ее, кляп в рот — и волокут в сторону. В этот момент слышится крик: «Ребята! Полундра! Предатели!..»

Выстрел — и крик смолкает. Из кустов трое вытаскивают еще одного парашютиста.

— Чья работа?! — строго говорит старший.

— Сам. Успел застрелиться…

Старший подходит, осматривает труп.

— Это, видно, командир группы. И возрастом постарше. Где остальные?

— Еще один взят живым. И фрейлейн в овраге. Ее парашют зацепился за ветки сосны.

— Выстрела не слышала?

— Там, в овраге, ничего не слыхать. Надо лезть на дерево, освобождать парашют…

— Действуйте! Покойник пока всего один… И одна неудавшаяся попытка. Не так плохо! Тушите костры — и в Погостье! Майор ждет.

…По лесной тропе, освещаемой лучами фонариков, двигалось шествие: три девушки и один парень. Руки их были скручены. Пленных конвоировал небольшой отряд. Шедшая впереди обернулась и низким голосом спросила, куда их ведут.

— Кому вы везли энергопитание? Партизанам? Туда и ведем, — ответил старший.

1

Был сухой осенний день сорок пятого года.

На низкой платформе маленькой станции Алейская, затерявшейся в равнинной части Алтайского края, стояла толпа женщин, одетых с бедной нарядностью, — мелькали выцветшие ситцевые косынки и платки с редкой вязью, тщательно выглаженные простенькие платья; туфли старые, довоенные… Отдельным кружком, дымя самосадом, стояли старики в старомодных пиджаках, два-три инвалида на костылях, в кителях с медалями, с неотпоротыми петлями для погон на плечах, бегали ребятишки с флажками. На ветру полоскалось полотнище: «Горячий привет алейским фронтовикам!» Было много цветов.

В стороне одиноко стояла женщина в черном платье. Она выделялась своей крупной, высокой фигурой. На вид ей было около пятидесяти. Ее бледное круглое лицо как бы застыло в ожидании. Даже когда по толпе пронеслось: «Открыли… Уже время!» — и она вслед за всеми взглянула на семафор, и тут лицо ее не оживилось — будто она здесь оказалась случайно. Женщину знали. Почти каждый, проходя мимо, здоровался с ней. Сдержанно, неохотно отвечала она на вопросы.

— Галина Семеновна, миленькая, а вы?

— Да просто так жду… Что ж одной дома?

— О Валечке так ничего и нет?

— Нет.

— Ну да, может, отыщется — только недавно война кончилась.

В любой толпе непременно есть жалостливая душа, в которой сочувствие соседствует с любопытством, стремлением пощекотать нервы и себе и другим, хотя бы ценой чужого страдания: «…А вы, Галиночка Семеновна, снова пришли! Ай-ай-ай… Да вы никак каждый поезд встречаете? Голубушка вы милая, да за что же вам такое наказание! И муж, и дочь — бедненькая вы! А я ведь помню Валечку вашу… Ох, уж вы баловали ее — всегда нарядная такая!.. Ну верно, бог не обидел — красавица была. За ней, помню, этот… Алик, младший Чемезовых сын, ухаживал… Мать-то ихняя уже примерялась к невестке будущей. Все выспрашивала меня о ней. О господи, воля твоя!»