Избранное - [106]

— Мама, а может, тебе нельзя сейчас? — спросил Сережа. — Я не спешу, меня до вечера отпустили.

— Нет… Кончили уже. Была ампутация очень сложная.

— Как? Отрезали? Ногу?

— Да. До границы верхней трети бедра. Гангренозное воспаление.

— И ты… это… оперировала?

— А кто же? — как-то отвлеченно сказала она, глядя в одну точку. — Может, и вторую не удастся спасти.

Мама достала из кармана халата портсигар, открыла его. Там лежали самодельные сигареты. И тут Сережа вспомнил про «Казбек» и молча, немного стесняясь, положил огромную пачку на стол.

— Мамочка, у тебя скоро день рождения… Я… Ты не сердись. Это совсем недорого… Пустяки.

Мама взяла блок с удивлением и радостью. Она даже немного растерялась. Вдруг плечи ее вздрогнули.

— Сереженька, пожалуйста, не будь таким хорошим, а то я заплачу. Я так боюсь за тебя…

И она заплакала. И Сережа едва сдерживал слезы.

— Мама, ну что, правда, ерунда… Это же не сорок второй год. У меня каждый день хлеб остается… — отвернувшись, говорил он.

Снова всхлипнув, мама прижала его к себе. Сцены такие были и приятны, и нелегки Сереже. Он расстраивался, и то, что он не мог сдержать нахлынувших чувств, раздражало, сердило его. То было детство, от которого он стремился скорей уйти, стать мужчиной, бойцом, грубым, как Быков, циничным, как Генка, и властным, как сам полковник. Не получалось…

— Ты не обедал? Нет, конечно… Я сейчас организую, — сказала мама, немного успокоившись.

— Сюда? Вдруг кто зайдет.

— Ну и что? Все равно бы я попросила сюда принести, сегодня с утра операции.

Сережа не стал отказываться. Он знал, что теперь мама получает спецпаек, который давали только хирургам. А затем та же сестричка Антонина с таинственным видом принесла почти полный котелок супа — явно больше, чем одна порция, но со вторым, как обычно, получилась торговля: «Нет, ты ешь, я уже сыта». — «Но, мама, у меня же в части целый обед будет ждать, пропадет…» Все эти слова и привычки только сердили Сережу, ибо он считал их своей слабостью.

— Но я очень довольна, что о тебе там заботятся, — сказала мама, выслушав Сережин рассказ о его учебе на шофера.

— Мама, когда я получу права… надо будет как-то поблагодарить Генку Колотушкина.

— Да уж как-нибудь поблагодарю, — улыбаясь, сказала мама.

— Как? Он вообще-то намекал… Если б спирту немного…

Мама рассмеялась.

— Сережка-то убежал от меня… А я знаю, почему ты убежал, Сереженька, ты боялся, что я при всех стану тебя целовать. Ну, неужели я такая дура? — говорила Анна Ивановна, войдя в ординаторскую.

Сережа улыбался — что ж, правда, именно поэтому он и удрал.

— Ну так что? Сыт теперь?

— Сыт… Еще и остается.

— «Остается»! Ты ешь. У тебя сейчас самый рост. А то останешься маленьким.

— Ну, неправда, Анюта, он совсем не маленький, — с легкой обидой сказала мама.

— Как это не маленький? Конечно, маленький… Слава богу, что жив остался. А мы все? Это же вспомнить — жутко становится… Серега, ты помнишь, как в прошлый Новый год я шоколад твой чуть не украла?

Она погладила Сережу по голове, вдруг странно всхлипнула и вышла.

— Мама, а что она…

— Алексей Яковлевич ее тяжело болен. Кажется, рак… Перенес фронт, самое трудное время — и вот… Жаль. Это настоящие люди, Сереженька.

В ординаторскую заглянула Антонина.

— Что тебе? — улыбаясь спросила мама.

— Товарищ начальник, я сделала, что вы велели мне.

— Что? Я не помню…

— А еще третьего дня… Сахар выдали.

— Ну, Тонюшка, какая ты хорошая! Сварила по-своему? Тащи сюда, — заговорщицки мигнула ей мама. — Я знала, что он должен прийти. И он пришел. Смотри, какая я теперь богатая! — Мама взяла блок «Казбека» и потрясла им.

Сестричка скрылась.

— Мама, а как Новый год? — спросил Сережа. — Я бы мог, наверное, отпроситься.

— Очень хорошо! Только боюсь, что мы будем встречать его здесь, на отделении. Получен — это строго между нами — приказ развернуть дополнительно пятьдесят коек… Это бывает тогда, когда что-то готовится, — голос ее снизился до шепота. — Может, прорвут кольцо? Кончится блокада? Если бы!.. Но самое страшное мы с тобой все-таки пережили, да?

— Мама, конечно. Теперь уж скоро война кончится.

— Нет, Сереженька, еще не так скоро…

IX

— Ты от меня к кому? — спросил Рыбин.

— К Турвицу.

— Потом?

— В разведотдел. Все!

— Обратно пойдешь мимо нас… Заскочи, а? Меня генерал отпустил в город на сутки… Я бы сегодня махнул после одиннадцати, но транспорта нет. Посодействуешь?

— О чем разговор…

— Уедем?

— Да уж как-нибудь. Ни разу не оставался.

— Ну, дуй!.. Да, пароль, — вздохнул Рыбин. И он поднял вверх палец.

— «Ствол»? — шепотом спросил Сережа.

— Все, брат, кончились «стволы» да «курки». Коменданта сменили. Думай еще.

— Звездочка.

Тихий беззлобный мат: «ясно ж показываю…»

— Самолет?!

— «Небо», бестолковый! — мучаясь, прошептал Рыбин и захлопнул окно.

Развезя пакеты, Сережа зашел за Рыбиным. Тот уже ждал с рюкзаком, и они отправились. Спустились с горки. Вот и КП. Дежурили знакомые ребята, которых не нужно было просить. Подошла машина. Сережа устремился к шоферу вместе с сержантом. Сидевший в кабине старшина подал путевой лист. На нем шла наискось красная полоса. Отпадает. Спецгруз. Затем тотчас за ней вторая — то же самое.