Избранное - [24]

Шрифт
Интервал

Другие, словно скот рабочий,
Забыли о людских правах.
На отнятых у них полях
Влачили в муке дни и ночи.
Все видел ты с полоски узкой,
Не только свой народ родной, —
Твой взор, то пламенный, то грустный,
Охватывал весь шар земной.
Любил ты мифы и преданья.
Ты верил в правду новых дней.
Ты знал, что кончатся страданья,
Наступит братство всех людей…
И чтим твое мы имя свято
В большой стране, где жизнь чиста,
Где — волей пролетариата —
В явь претворяется мечта!

Михайле Коцюбинскому

Пер. В. Любин

Как дорог нам твой отческий завет,
В народе ты зажег науки свет.
В мой год рожденья Гейне переводишь,
На светлый путь страдальцев ты выводишь.
Ты от крестьян царю посланье шлешь,
Высмеиваешь страх, бичуешь ложь.
Ты верен тем, кто нес страданий бремя,
Ты отразил борьбы великой время.
И с нами ты, твои слова живут, —
На Капри ты нашел себе приют,
И, Горькому за дружбу благодарный,
Ты любовался высью лучезарной
И мальвы детства видел под стеной.
Там он тебя приветил, как родной.
Лучился взор большого сына века, —
Он славил труд на благо человека.

Все здесь твое

Пер. Э. Левонтин

Тротуары в снег одеты.
    Лед на мостовой,
Дворники пришли с рассветом
    Путь расчистить твой.
Для тебя горим мы в мудрой,
    В радостной борьбе,
Двери нежно «с добрым утром!»
    Говорят тебе.
Все твое — и хлеб на нивах
    И плоды в саду,
Фонари нетерпеливо
    Зимней ночи ждут.
Посмотри — и бел, и ярок
    В лампочках металл, —
То далекий свой подарок
    Шлет тебе Урал.
А работы неустанной
    Хватит всем у нас, —
Нынче, завтра, постоянно
    Каждый день и час.
Нашу улицу с любовью
    Ленинской зовут…
Путь борцов был полит кровью,
    Был велик их труд!
Встань же смело рядом с ними,
    Близок час боев!
Меж имен прекрасных — имя
    Будет и твое!

Руставели

Пер. П. Железнов

Такая радость в огненные строки
Взор, помнящий о прошлом, погружать,
Следить за ходом дум твоих высоких,
На языке своем их выражать.
Я с юных лет узнал твою отчизну,
Я в сердце сблизил Запад и Восток.
В Союзе стран, где ты повсюду признан,
Сияет ярко жемчуг древних строк!
Где может быть сильнее вдохновенье,
Где может быть свободнее поэт,
Где могут быть прочнее дружбы звенья,
Чем здесь, где слова «раб» в помине нет!
Хвала тебе, великий Руставели!
Хвала стране, где ты взращен, певец!
Здесь ленинизм ведет нас к светлой цели,
Свободны
Человек-творец, народ-творец!

Паше Ангелиной

Пер. Л. Озеров

В вагоне я узнал тебя — не твой портрет,
В твои черты легла былых годов нужда,
Но ты озарена лучами наших лет,
Твой взгляд и облик твой запомню навсегда.
В купе накуренном сидели вчетвером.
Дюканов — твой сосед, упорный, полный сил
Мне простота мила, и в облике твоем
Она явилась мне, я за тобой следил.
Копна светящихся волос звала меня
В поля, где шел я в детстве по стерне.
Я снова ощутил, как много сил, огня
В руке, которую ты протянула мне.
Как наше завтра, вдохновенна ты…
Посмотришь на тебя — тотчас в душе светлей.
Потом я часто подмечал твои черты
И в матери своей и в дочери своей…

Михайловский монастырь[4]

Пер. М. Петровых

Наш гнев разнес
Убийц притон,
«Угодный богу»,
Чтоб даже пес
Не знал, где он
Поднимет ногу.
Я вижу давнее: ясна,
Над Киевом царит весна;
Проснулся день и свеж, и светел,
И весел в бездне голубой,
Но за оградой вновь он встретил
И ярко озарил разбой.
Здесь, во дворе монастыря,
«Гостей» приветствовать готовы!
Того — плевком в лицо даря,
Ударом по щеке — другого.
А если стар да если сед,
Рви бороду! — один привет.
А если молод да красив —
Приветствуй, челюсть раздробив!
Слепящий дикий гнев кипит,
Туманит головы, неистов.
Нет злей ругательства, чем «жид»,
Издевки злей, чем «коммунисты»!
Не солнцу и не звездам быть
В свидетелях народной кары,
Не ими поклялись мы мстить;
И песни те и речи стары.
Наш гнев разнес
Убийц притон,
«Угодный богу»,
Чтоб даже пес
Не знал, где он
Поднимет ногу.
Не монастырь
В лазурь простер
Кресты без счета —
Народ в простор,
В свободный мир
Воздвиг ворота.

Серго

Пер. А. Ойслендер

Вновь красные и черные знамена…
Ушел Серго, Серго родного нет!
Томится сердце болью затаенной,
Туман все одевает в серый цвет.
Кавказ, и Прага, и тот год!.. Храню
Я три заметы в памяти всегда.
Там был Давид, брат Ошера родного…
Да, близостью к тому большому дню,
Дню Пражской конференции, когда
Вы вместе встретились,
Горжусь я снова, снова…
Тот ясный взор, тот сокровенный свет
И я узнал. Вокруг вставал Кавказ,
Где ты работал рук не покладая.
Сильнее смерти мысль! О, ты не умер, нет!
Огонь любви в твореньях не погас,
Со смертью спорит жизнь твоя большая!

Вдохновение

(1912–1942)


Вдохновение

Пер. А. Эфрон

На просторах родимых
В стране,
Что прекраснее всех,
Я тебя не искал —
Ты само приходило ко мне.
Ты, как свежесть плода,
Утоляло мне жажды огонь,
Ты, как друга рука,
На мою опускалось ладонь…
Потому,
Знаю я,
Тайной прелести полон наш труд,
В каждом слове моем
Тлеет миру невидимый трут —
То грядущего пламя
Сегодня тобой зажжено,
Овладеет сердцами
И души согреет оно.
Это время придет —
Во всю мощь прозвучит моя песнь;
Это время придет,
И потомки услышат:
— Я есмь! —
Ибо песня поэта —
Грядущее
В нынешнем дне, —
То грядущее лето
В сегодняшней
Трудной
Весне!

Родная страна

Пер. А. Эфрон

Отвагу, что ты воспитала во мне
Родная страна,
Я в сердце храню
И в песне храню.
Отвага, что ты воспитала во мне, —