Избранное - [178]

А бригадир Жама тем временем шагал по утрамбованной автомобильной дороге, проложенной у подножия горы Шинст. Обливаясь потом, он тащил маленькие детские саночки, на которые положил мешок с продуктами, крепко привязав его ремнем. Сверху он набросил свою короткую шубу из овчины. Холодный зимний ветер обжигал лицо.

Осенью, как только закончили уборку урожая, Жама взял отпуск и поехал в дом отдыха. Отдохнул хорошо, поправился, поздоровел и благополучно вернулся домой, где его ждали жена, работавшая поваром в больнице, и двое детей. Он пробыл дома с семьей несколько дней и только собрался на работу, как его вызвал заместитель председателя госхоза и сообщил, что он направляется бригадиром на лесосеку, расположенную на северном склоне горы Шинст.

Весной Жама обычно пахал землю, осенью убирал хлеб, и хотя почти всегда он был среди передовиков, его портрет на Доске почета не появлялся ни разу. Когда же подводили итоги года, имя Жамы упоминалось в числе передовиков, его награждали почетными грамотами профсоюза и — в качестве премии — преподносили термос или рубашку, а однажды даже подарили авторучку — тут его характер не помеха. Как-то раз из столицы приехал корреспондент и попросил Жаму рассказать о методах работы, поделиться опытом. Но тот отшутился: «Да что я могу сказать! Не работал бы — в рот нечего было бы положить! Ни красть, ни изворачиваться я не умею. Какой есть, такой есть». После этого случая Жама прослыл человеком неуживчивым.

А госхозовцы нарочно назначали этого ершистого человека бригадиром. Дело в том, что, когда под начало Жамы попадали люди ленивые или упрямые и скандальные, он всех заставлял работать. Была у Жамы еще одна странная особенность: когда ему поручают какую-либо работу, то он ни за что не согласится сразу, непременно начнет отнекиваться: «О, я не смогу, пожалуй, справиться с этим!» Но чуть только возьмется за дело, все у него так и спорится. На сей раз начальник госхоза дал ему в бригаду трудных парней. Один был осужден за драку и только что вышел из исправительной колонии, а другой любил поговорить о своей склонности к художественному творчеству и пил, третий же работал прежде кочегаром, но решил уйти с тяжелой работы.

Когда ему поручили возглавить бригаду лесорубов, Жама по привычке сказал: «Эх! Не справлюсь я, пожалуй!» Но заместитель председателя госхоза даже не обратил внимания на эти слова.

— Так вот, ребята уже ждут тебя на улице. Парень, вернувшийся из заключения, и тот, что любит выпить, — оба приехали сюда работать, решили начать трудовую жизнь. Ты постарайся узнать их получше, выясни, к чему они больше склонны. И поскорее езжайте на участок. — Выслушав его на ходу, Жама вышел из кабинета. Назавтра после полудня он вместе с тремя спутниками уже был на северном склоне горы Шинст…

Итак, Жама шел в госхоз. В самом начале пути он попросился на грузовик, который вез дрова в госхоз, решил там и заночевать — в кузове. Но в этот день выпал глубокий снег, и машина то и дело буксовала, так вот и случилось, что в первый день он до центра госхоза не добрался. Проведя ночь в открытой машине, Жама слегка обморозил пальцы на ногах, впрочем, это обстоятельство не очень его печалило. Он спешил добраться до госхоза, получить зарплату, запастись продовольствием и поскорее вернуться назад. Он заскочил домой, оттер снегом обмороженные пальцы и побежал в правление госхоза. Счет ему подписали быстро, но у кассира не оказалось денег, и день пропал даром. Наутро выяснилось, что деньги в кассе есть, но бухгалтер запер сейф с документами и уехал в какую-то бригаду. Когда Жама снова пришел в правление, потеряв еще один день, кассир заявил, что он выдал зарплату отпускникам и денег у него не осталось Жама не сдержался, вспылил и, схватив со стола кассира грохнувшие костяшками деревянные счеты, сердито крикнул:

— Что вы за люди такие! Вы же знаете, что там, в лесу, сидит без продуктов целая бригада. Они за весь месяц не получили зарплаты. Неужели у вас нет ни капли жалости?

— Да что их жалеть, говорят, там у вас одни драчуны да пьяницы, — пренебрежительно сказал кассир. — Войдите в наше положение. Были бы в кассе деньги — другой разговор.

Жама окончательно вышел из себя:

— Подумай только! Три дня люди сидят без крошки во рту! Они же все-таки люди и работают день и ночь, чтобы у вас в конторе было тепло.

Бухгалтер прервал его:

— Послушай, Жама, не волнуйся ты попусту. Побудешь дня два дома, посидишь в тепле и поедешь. Сегодня суббота, приходи послезавтра. Деньги будут во второй половине дня.

Жама снова разъярился:

— Ну и бессердечный же ты человек. Там ведь люди голодные сидят, можешь ты это понять! Ведь это же просто преступление — так относиться к людям! Вот так мы и толкаем их на дурные поступки.

— Ты считаешь, эти парни исправятся, увидев твою доброту и внимание? Ничего подобного! Да и что я могу сделать? Придется тебе сидеть и ждать!

Жама поднял счеты так, что костяшки снова грохнули, и швырнул их в кассира. Потом схватил с прилавка большой замок и запустил в бухгалтера.

— Вам бы только заставить людей работать! А потом вам до них и дела нет!