Избранное - [52]
Учителю осточертели и «назидания» директора, и пересуды людей. Все, все ему опостылело. Одни уписывают за обе щеки, потому что умеют в жизни устраиваться, другие смотрят на них и слюнки глотают.
Хочется им крикнуть: «Ну, чего вы таращитесь? Так они с вами и поделятся, ждите!»
«К черту тех и других! Мой учительский долг, — тут у него на лице появляется горькая усмешка, — укреплять авторитет школы. Служить ей до последнего вздоха».
И учитель, не умывшись, потому что вода в умывальнике леденющая, идет наказывать учеников за то, что не встали сразу по звонку и не умылись.
Шагает он по коридору в своем подбитом ветром пальтишке, а коридоры без дверей, а на входных дверях, кажется, и стекол нет. Конечно, нет. Да их там никогда и не было.
Хотя на строительство школы ухлопали целых пятнадцать миллионов, сюда не провели ни электричества, ни водопровода; перила на лестнице и то не удосужились сделать.
Даже забора вокруг школы не поставили, и в базарные дни в школу наведываются овцы, гуси, свиньи и всякая другая живность. Школа-то стоит на Кышланском шоссе, в конце города. А в эти дни шоссе кишит торговцами, которые отправляются на ярмарку со всякой живностью.
Спасибо, нашлась среди преподавателей умная голова — учитель гимнастики. Голову эту озарила гениальная идея заставить детей на уроках физкультуры таскать из оврагов чертополох, хворост и огородить всем этим мусором школу.
Жизнь школы за пятнадцать лет ничуть не менялась. Каждое утро сторож тащился в пролетке аж на другой конец города за учителями. Сажал он в свой драндулет тучного попа, преподавателя французского языка, сквернослова, грубияна и выпивоху, сажал долговязого учителя труда и других учителей. «Н-но, гнедые!»
Гнедые еле плетутся. Пролетка отчаянно скрипит, хуже немазаной телеги.
Нет, нет, за пятнадцать лет все-таки кое-что произошло. Вот, например, долговязый учитель труда умер, ушли из школы еще несколько преподавателей, а попы остались и все так же бранятся между собой.
Директор все так же отчитывает учителей за опоздания, учителя сваливают вину на нерасторопного слугу, мол, медленно везет, а слуга отыгрывается на лошадях, лупит их почем зря.
Учителя получают жалованье, спорят о политике и жизни, работают спустя рукава.
Целей у них нет, и барахтаются они в клоаке своих собственных слов.
Вся их жизнь, тягучая, заунывная, похожа на зевок.
Оживляются они лишь тогда, когда в школе происходит какое-нибудь из ряда вон выходящее событие. Хорошо, что бывает это редко, иначе они утратили бы способность удивляться.
Одно из таких сногсшибательных событий произошло года три назад. С верхнего этажа школы упал ученик и разбился насмерть. В городе поднялся шум. Жены оппозиционеров заволновались. О событии даже сообщалось в газетах.
Какой-то депутат упомянул о случае в своем докладе на сессии парламента и задал недвусмысленный вопрос министру, и министру пришлось недвусмысленно ответить депутату.
Словом, событие взволновало все общество, и директор пошел на компромисс: оплатил похороны.
Правда, секретарь школы как-то вечером по секрету сообщил жене, что директор уплатил не своими деньгами, то есть имелось в виду, не школьными, а какими-то совсем другими, именуемыми «общественные».
С тех пор больших происшествий в школе не происходило. Ах нет, было! Было еще одно! Какая-то интернатская свинья пожаловалась на директора, будто бы он уже не первый год ворует у нее поросят. Пожаловалась она не куда-нибудь, а в инспекцию учебных заведений, утверждая, что поросята «вовсе не умерли своей смертью, как заявляет господин директор, а умерщвлены путем зарезания для употребления в качестве пищи на праздники».
Но поскольку инспектор с директором однокашники и давние приятели, дело замяли, и письмо интернатской свиньи осталось без ответа. Чья партия у власти, спрашивается? А свинья в политике-то ни бум-бум! Ну и поделом ей! Разве можно в наше время жить и оставаться вне политики?..
Учитель поднимается по лестнице и, прихватив лампу, отправляется «инспектировать» спальню.
Школьники все на занятиях. Но нет, в углу на кровати кто-то лежит.
— Ты кто?
— Крэчуняну. Я болен.
— У врача был?
— Был.
— Где освобождение?
— Я отдал в канцелярию. Доктор велел мне лежать и принимать аспирин.
— Укройся как следует, а то простынешь. Кто открыл окна?
— Сторож. Он велел мне вставать и идти в класс на урок.
«Бедняжка, — жалеет его учитель, шаркая стоптанными башмаками по длиннющему коридору. — Так оно и бывает. Сначала бронхит, потом воспаление легких, а кончается чахоткой».
Жаль мальчонку! Способный ученик!
Пожалей, пожалей, большой толк будет от твоей жалости. И тебя кто-нибудь так же жалел, когда ты был студентом, такой же толк вышел.
А ведь и ты хорошо учился. Все решают деньги, а их-то и нету!
Ну и плевать! На все плевать! Ничего ему не надо от жизни. И на холод плевать. Будет он «инспектировать» спальню, будет стегать детишек хлыстиком. А там хоть трава не расти!
И заниматься ничем не хочется, хочется бездельничать, и все тут!
Знали бы эти ребятки, — кажется, они пятиклашки, — знали бы они, сколько за этими высокими партами погублено горячих сердец, но… не они первые, не они и последние.
Роман повествует о жизни семьи юноши Николаса Никльби, которая, после потери отца семейства, была вынуждена просить помощи у бесчестного и коварного дяди Ральфа. Последний разбивает семью, отослав Николаса учительствовать в отдаленную сельскую школу-приют для мальчиков, а его сестру Кейт собирается по собственному почину выдать замуж. Возмущенный жестокими порядками и обращением с воспитанниками в школе, юноша сбегает оттуда в компании мальчика-беспризорника. Так начинается противостояние между отважным Николасом и его жестоким дядей Ральфом.
«Посмертные записки Пиквикского клуба» — первый роман английского писателя Чарльза Диккенса, впервые выпущенный издательством «Чепмен и Холл» в 1836 — 1837 годах. Вместо того чтобы по предложению издателя Уильяма Холла писать сопроводительный текст к серии картинок художника-иллюстратора Роберта Сеймура, Диккенс создал роман о клубе путешествующих по Англии и наблюдающих «человеческую природу». Такой замысел позволил писателю изобразить в своем произведении нравы старой Англии и многообразие (темпераментов) в традиции Бена Джонсона. Образ мистера Пиквика, обаятельного нелепого чудака, давно приобрел литературное бессмертие наравне с Дон Кихотом, Тартюфом и Хлестаковым.
Один из трех самых знаменитых (наряду с воспоминаниями госпожи де Сталь и герцогини Абрантес) женских мемуаров о Наполеоне принадлежит перу фрейлины императрицы Жозефины. Мемуары госпожи Ремюза вышли в свет в конце семидесятых годов XIX века. Они сразу возбудили сильный интерес и выдержали целый ряд изданий. Этот интерес объясняется как незаурядным талантом автора, так и эпохой, которая изображается в мемуарах. Госпожа Ремюза была придворной дамой при дворе Жозефины, и мемуары посвящены периоду с 1802-го до 1808 года, т. е.
«Замок Альберта, или Движущийся скелет» — одно из самых популярных в свое время произведений английской готики, насыщенное мрачными замками, монастырями, роковыми страстями, убийствами и даже нотками черного юмора. Русский перевод «Замка Альберта» переиздается нами впервые за два с лишним века.
«Анекдоты о императоре Павле Первом, самодержце Всероссийском» — книга Евдокима Тыртова, в которой собраны воспоминания современников русского императора о некоторых эпизодах его жизни. Автор указывает, что использовал сочинения иностранных и русских писателей, в которых был изображен Павел Первый, с тем, чтобы собрать воедино все исторические свидетельства об этом великом человеке. В начале книги Тыртов прославляет монархию как единственно верный способ государственного устройства. Далее идет краткий портрет русского самодержца.
Горящий светильник» (1907) — один из лучших авторских сборников знаменитого американского писателя О. Генри (1862-1910), в котором с большим мастерством и теплом выписаны образы простых жителей Нью-Йорка — клерков, продавцов, безработных, домохозяек, бродяг… Огромный город пытается подмять их под себя, подчинить строгим законам, убить в них искреннюю любовь и внушить, что в жизни лишь деньги играют роль. И герои сборника, каждый по-своему, пытаются противостоять этому и остаться самим собой. Рассказ впервые опубликован в 1904 г.