Избранное - [18]

А ты, тишина, – ори

и новому миру радуйся

в жару осенней зари,

в горячечном белом градусе!

1914

Стихи сегодняшнего дня

1

Выстрелом дважды и трижды

воздух разорван на клочья…

Пули ответной не выждав,

скрылся стрелявший за ночью.

И, опираясь об угол,

раны темнея обновкой,

жалко смеясь от испуга,

падал убитый неловко.

Он опускался, опускался,

и небо хлынуло в зрачки.

Чего он, глупый, испугался?

Вон звезд веселые значки,

А вот земля совсем сырая…

Чуть-чуть покалывает бок.

Но землю с небом, умирая,

он все никак связать не мог!

2

Ах, еще, и еще, и еще нам

надо видеть, как камни красны,

чтобы взорам, тоской не крещенным,

переснились бы страшные сны,

Чтобы губы, не знавшие крика,

превратились бы в гулкую медь,

чтоб от мала бы всем до велика

ни о чем не осталось жалеть.

Этот клич – не упрек, не обида!

Это – волк завывает во тьме,

под кошмою кошмара завидя

по снегам зашагавшую смерть.

Он, всю жизнь по безлюдью кочуя,

изучал издалека врагов

и опять из-под ветра почуял

приближенье беззвучных шагов.

Смерть несет через локоть двустволку,

немы сосны, и звезды молчат.

Как же мне, одинокому волку,

не окликнуть далеких волчат!

3

Тебя расстреляли – меня расстреляли,

и выстрелов трели ударились в дали,

даль растерялась – расстрелилась даль,

но даже и дали живому не жаль.

Тебя расстреляли – меня расстреляли,

мы вместе любили, мы вместе дышали,

в одном наши щеки горели бреду.

Уходишь? И я за тобою иду!

На пасмурном небе затихнувший вечер,

как мертвое тело, висит, изувечен,

и голубь, летящий изломом, как кречет,

и зверь, изрыгающий скверные речи.

Тебя расстреляли – меня расстреляли,

мы сердце о сердце, как время, сверяли,

и как же я встану с тобою, расстрелян,

пред будущим звонким и свежим апрелем?!

4

Если мир еще нами не занят

(нас судьба не случайно свела) –

ведь у самых сердец партизанят

наши песни и наши дела!

Если кровь напоенной рубахи

заскорузла в заржавленный лед –

верь, восставший! Размерены взмахи,

продолжается ярый полет!

Пусть таежные тропы кривые

накаляются нашим огнем…

Верь! Бычачью вселенскую выю

на колене своем перегнем!

Верь! Поэтово слово не сгинет.

Он с тобой – тот же загнанный зверь.

Той же служит единой богине

бесконечных побед и потерь!

[1919]

Первомайский гимн

Была пора глухая,

была пора немая,

но цвел, благоухая,

рабочий праздник мая.

Осыпаны снегами,

окутаны ночами,

встречались мы с врагами

грозящими очами.

Но встал свободы вестник,

подобный вешним водам,

винтами мрачных лестниц

взлетевший по заводам.

От слов его синели

и плавились металлы,

и ало пламенели

рабочие кварталы.

Его напевы проще,

чем капли снеготая,

но он запел – и площадь

замолкла, как пустая.

Рабочие России,

мы жизнь свою сломаем,

но будет мир красивей

цветущий Первым маем!

Не серый мрамор крылец,

не желтый жир паркета –

для нас теперь раскрылись

все пять объятий света.

Разрушим смерть и казни,

сорвем клыки рогаток, –

мы правим правды праздник

над праздностью богатых.

Не загремит «ура» у них,

когда идет свобода.

Он вырван, черный браунинг,

из рук врагов народа.

И выбит в небе дней шаг,

и нас сдержать не могут:

везде сердца беднейших

ударили тревогу.

Над гулом трудных будней

железное терпенье

полней и многотрудней

машин шипящих пенья.

Греми ж, земля глухая,

заводов дым вздымая,

цвети, благоухая,

рабочий праздник мая!

1920

Кумач

Красные зори,

красный восход,

красные речи

у Красных ворот,

и красный,

на площади Красной,

народ.

У нас пирогами

изба красна,

у нас над лугами

горит весна.

И красный кумач

на клиньях рубах,

и сходим с ума

о красных губах.

И в красном лесу

бродит красный зверь…

И в эту красу

прошумела смерть.

Нас толпами сбили,

согнали в ряды,

мы красные в небо

врубили следы.

За дулами дула,

за рядом ряд,

и полымем сдуло

царей и царят.

Не прежнею спесью

наш разум строг,

но новые песни

все с красных строк.

Гляди ж, дозирая,

веков Калита:

вся площадь до края

огнем налита!

Краснейте же, зори,

закат и восход,

краснейте же, души,

у Красных ворот!

Красуйся над миром,

мой красный народ!

[1920]

Радиовесть

Сенсацией заграничных газет

является вновь всплывшая гипотеза

о световых сигналах с Марса,

подтверждаемая такими авторитетами,

как Маркони и др.

Из газет.

Радио с Марса! Радио с Марса!

Неужели правда? Неправда! Нет!!

Прыжки огромного желтого барса,

распластанного между планет.

Маркони, к ответу! Маркони, скорее!

И – только рот отверст:

сморщились мысли, сверкнув и прореяв

пятьдесят миллионов верст.

Пятьдесят сияющих миллионов

обухом пали на череп земле,

на которой гнусили: «…Во время оно…»

И брехал на жизнь пистолет.

И люди, не чуя горящих подметок,

бросая детей и давя стариков,

помчались, сбивая плевки пулемета,

глазеть на свершенное чудо веков.

– Неужели ж не бред? Неужели не сон?

– Какое! Слепые от света мечутся!!

– Тише!!!

«Земля. Говорит Эдисон».

«О-т-в-е-ч-а-е-т

с-ы-н ч-е-л-о-в-е-ч-е-с-к-и-й».

[1920]

Сказ

Бедности дней,

сумраку дней,

нищенству дней

Жизнь – все видней,

боль – все родней.

Сердце, бледней!

Сказка – как быль,

были – что бред, –

в серый ковыль

втоптанный след.

Взвит над страной

крик громовой:

«Встань предо мной,

как лист пред травой!»

Ванька-дурак,

черная кость,

свищет в кулак

в сумрак и в злость.

Сердцу – напасть

стиснулось в ком.

Что мне за сласть

в свисте таком?

Катится свист,

валится лист.

Это я сам

вьюсь по лесам?

Мчусь целиной?

Вьюсь синевой? –

«Встань предо мной,