Избранное - [117]
Я упорно молчал. Приняв мое молчание за поощрение, один из картежников решил сообщить все подробности.
— Я расскажу, что произошло, — начал он. — Обе женщины часто забираются на крышу[93] и поносят друг друга самыми грязными словами. Однажды жена мамура, разозлившись на соседку, надела мужнин мундир с короной и щитом, покрыла голову, прошу прощения, женским покрывалом с блестками и принялась кричать сопернице: «Вы ничего собой не представляете! Вас охраняет один только калека Рабабика с крашеными волосами. А в нашем подчинении весь район, вся охрана, все военные, все отдают Нам честь!» Тогда жена судьи нацепила на свое роскошное розовое платье красный орден «За верность правительству» и, поднявшись на крышу, закричала: «Да вырвет Аллах твой язык, наглая! Вот вы-то и вправду командуете лишь двумя глупыми гафирами. А кому во всем районе, кроме нас, дано право сажать в тюрьму, вешать и говорить: «Суд вынес решение?..»
Мне стало стыдно слушать весь этот вздор. Наскоро допив свой кофе, я осторожно поставил чашку на стол, поднялся и, простившись, ушел.
Я брел домой, погруженный в свои невеселые мысли. Шел я очень медленно, мне так не хотелось сидеть в четырех стенах, уткнувшись носом в кучу просроченных кассационных жалоб. Мысли мои по-прежнему вертелись вокруг исчезновения мамура. Нашел ли он Рим? Куда он с ней делся? И где шейх Усфур? Не странно ли, что такой воробей[94] сумел похитить эту газель, а мы проморгали ее. Мы действительно не знали этого человека. Как легко и ловко выхватил он девушку из-под носа у мамура! Да, у мамура, а не у меня. Самое странное, что девушка покорилась ему и пошла с ним. О насилии тут не могло быть и речи. Но откуда у него такое таинственное влияние на нее? Ведь он ее почти не знает, наверно они раньше встречались лишь мельком. Неужели он уговорил ее бежать? Что же ее заставило пойти за ним? Значит, она все-таки преступница? Не может быть, чтобы такая красавица была способна на преступление. Нет, преступно даже подозревать зло в такой красоте!
Трудно представить женскую красоту, лишенную добродетели. Подлинная красота и истинная добродетель — едины. Однако Камар ад-Дауля произнес только одно имя. Оно все еще звучит у меня в ушах, как неясный звук далекого колокольчика: «Рим».
Почему же девушка вскрикнула, растерялась, услыхав о преступлении? Притворство? Лицемерие? В тот вечер крик ее, казалось, ранил мое сердце. Я видел, что и мамур — а он-то на своем веку уж знал наверно немало деревенских женщин — был взволнован не меньше меня. Если прекрасной девушке удалось провести таких, как мы, то нас следует держать в коровнике, а не доверять нам человеческие души, не поручать разгадку их тайн.
Я шел, поглощенный этими мыслями, и не заметил, как ноги привели меня к больнице. Когда я проходил мимо входной двери, мой взгляд рассеянно скользнул по толпе собравшихся здесь родственников больных. Женщины и дети, поджав ноги, сидели около стены целыми днями. Сначала привычная картина не приковала моего внимания. Но не ушел я миновать эту толпу, как вдруг остановился, пораженный. Немного поодаль, у стены, я увидел шейха Усфура. Он тоже расположился на земле, молча разгребая ее концом своей палки. А рядом с ним, устало прислонившись головой к стене, сидела Рим. Измученная, бледная, печальная…
Я все понял. Она пришла в больницу узнать о пострадавшем. Шейха она взяла с собой как проводника, помощника и защитника. Нам давно следовало проявить больше проницательности и искать их здесь, совсем рядом.
Что же теперь делать? Ведь не мог же я задержать их без стражника. Надо немедленно вернуться в управление маркеза и послать солдата. Я почти побежал, боясь, что они скроются, догадавшись, что я их видел.
Конечно, шейх Усфур уже знает все таинственные подробности дела. Сверкающие глаза шейха проникли в душу девушки, чтобы узнать ее тайну. Но скажет ли он нам хоть что-нибудь? Ведь и сам он окутан какой-то таинственностью, я не знаю даже, действительно ли он глуп, или только прикидывается дурачком.
У дверей управления я увидел фордик. Значит, мамур наконец вернулся. Я вихрем ворвался в его кабинет. Он лежал на диване без тарбуша[95] и пил из глиняного кувшина. По лицу его струился пот. Увидев меня, он воскликнул:
— Клянусь твоей жизнью, в это дело замешано колдовство! Собака-шейх околдовал девчонку! Представь себе, мы с самого утра обыскивали весь район. Мы не пропустили ни одного кукурузного поля, ни тростника, ни сакии[96], ни мельницы, ни одной завалящей деревушки или двора, ни канала, ни земли, ни неба, ни проселочной дороги. Мы побывали даже в преисподней. Если бы они превратились в птиц на дереве или рыб в море, мы и тогда нашли бы их. Но вот несчастье, они…
Не выдержав, я прервал его:
— Все несчастье в том, что они в нескольких шагах отсюда, господин мамур!
Поставив кувшин на пол, он посмотрел на меня разинув рот:
— Что?
Я резко сказал:
— Птицы! Рыбы! А мужчина и девушка сидят в эту минуту у дверей больницы.
— Государственной больницы?
— Встань и прикажи кому-нибудь из стражников привести их…
Мамур радостно подскочил и заорал на все управление:
История жизни одного художника, живущего в мегаполисе и пытающегося справиться с трудностями, которые встают у него на пути и одна за другой пытаются сломать его. Но продолжая идти вперёд, он создаёт новые картины, влюбляется и борется против всего мира, шаг за шагом приближаясь к своему шедевру, который должен перевернуть всё представление о новом искусстве…Содержит нецензурную брань.
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».