Избранницы - [19]

Сташка охнула, бросилась к окну. Мелькнули голые колени и русая головка. Минута ожесточенной борьбы — и мы втащили Сташку назад на чердак: она сама едва не выскочила в окно следом за мишкой.

— Тихо, Стася, тихо… — шептала Янка, со страхом оглядываясь по сторонам. — Не кричи, а то услышат…

Сташка не кричала: она была в обморочном состоянии. Ее взяли на руки и понесли в спальню.

Я встала на колени возле открытого окна и подставила разгоряченное лицо под струю морозного воздуха. У меня кружилась голова, я боялась, что через минуту тоже упаду в обморок.

В коридоре раздалось чье-то негромкое пение. На чердак заглянула Зуля.

— Как тут холодно! Почему окно открыто? — Она вошла, затворила окно и обеспокоенно сказала:

— Я хотела кое о чем спросить тебя. Только не смейся надо мною.

— Ну?

— Почему девчата называют их «святым семейством»? Ведь это грех. Если бы матушка узнала…

— Кого называют?

— Ксендза, сестру Барбару и Эмильку. Они все трое сейчас в детском саду. Однако сестра Барбара не должна так смотреть ксендзу в глаза, потому что это нескромно, — правда?

— Убирайся отсюда! — крикнула я, вскакивая на ноги. Когда перепуганная Зуля убежала, я спустилась вниз и там забралась в угол возле чуланчика…

Ксендз-катехета, сестра Барбара и Эмилька стояли в зале детского сада; их было хорошо видно через открытые двери. Над головой каждого из них сверкал золотой ореол.

Я часто-часто заморгала. Ореолы исчезли, но зато из их рук брызнули сверкающие лучи. Аромат роз и фиалок носился в воздухе. В голосе ксендза-катехеты звучала удивительная сладость:

— … Это те безгрешные годы, когда любовь к ближнему является потребностью человеческой натуры. Эти девчушки, растущие в ласке, преисполненные нежности, преданности, — волнующий довод благородной деятельности «Евхаристичной Круцьяты».

После каждого слова из уст ксендза вылетал белый голубок. И вот теперь их целые стаи трепетали на оконных карнизах. От мелькания крыльев рябило в глазах и шумело в голове.

— … Уже два года являюсь я их духовным руководителем. Неведение греха, невинность, чистота, скромность делают их безоружными. Будучи не в состоянии противостоять кому-либо, они возбуждают жалость, — правда, сестра? Поэтому в них нужно влить немного отваги, сделать их более смелыми. Сестра могла бы в этом сильно помочь…

Голос ксендза растворился в радостном хоре ангельского пения. Ксендз, сестра Барбара и Эмилька, держась за руки, возносились на снежно-белом облаке к потолку. Звуки труб и ангельские песнопения грянули с огромной силой, весь зал погрузился в ослепительное сияние и сладкий аромат бальзама. Яркий свет начал проникать в коридор. У дверей чуланчика стояли два помойных ведра; они сверкнули червонным золотом, и в тот же миг старая метла зазеленела, как стебель диковинного растения, выпустила десятки побегов и распустилась буйными белыми лилиями.

Я прикрыла глаза, ослепленная необыкновенным блеском. Послышался шум у потолка; в предчувствии, что через какую-нибудь минуту к чуланчику слетятся ангелы, чтобы вознести меня на небо, я улыбнулась в восторге и… грузно осела на пол.

Когда я открыла глаза, то увидела склонившуюся надо мною нахмуренную физиономию Сабины.

— Каким тяжелым делается человек, когда упадет в обморок. Едва притащила. Тебя, наверно, продуло возле детского сада и ты схватила лихорадку. Но не бойся. Получишь капустного рассола — и все пройдет.

Почувствовав облегчение от сознания, что имею дело не с небом, а с нашими приютскими девчонками, я закрыла глаза.

* * *

Во время собрания «Евхаристичной Круцьяты» ксендз-катехета предложил провести в белошвейной мастерской костюмированный вечер с участием всех членов «Круцьяты» — мальчиков и девочек — и в качестве покровительницы вечера выдвинул кандидатуру сестры Барбары. Холодное лицо матушки-настоятельницы постепенно теплело под действием огня, с каким ксендз-катехета доказывал полезность такого вечера. А когда «рыцари господа Христа» дали обещание примерно вести себя, предложение ксендза было принято единодушно.

С этого воскресенья катехета ежедневно появлялся в приюте, чтобы посоветоваться с сестрой Барбарой как председательницей подготовительного комитета и вручить ей пакеты, содержание которых оставалось тайной.

— Сегодня он принес яблоки, — уверяла Казя. — Я нащупала их сквозь бумагу. А в другом пакете что-то мягкое. Может быть, торт, потому что пахло шоколадом.

Сознание, что мы будем выступать в карнавальных костюмах перед монахинями и «рыцарями господа Христа», вселило в нас бурный восторг.

— Я буду русалкой, — хвасталась Зоська.

— А я — королевой, — сопела Сабина.

Девушки вертелись перед зеркалом в белошвейной мастерской, строили глазки, а ночью укладывали волосы в причудливые прически. Украденная у сестры Алоизы зубная щетка пользовалась невиданным успехом. Сестра Дорота била тревогу в связи с тем, что из ламп в хлеву и прачечной исчез керосин. А на кухне пропал бараний жир — он пошел на смазывание отмороженных пальцев.

По мере приближения заветного дня напряжение все росло. Сабина начала часто заглядываться на себя в оконное стекло: это было единственное в приюте зеркало, Йоася подстригла себе волосы, за что получила хорошую взбучку от сестры Юзефы. Зоська, крутя задом, кокетливо говорила: