Избранница герцога - [88]

— Ты ведь выйдешь за него? — попытался заглянуть ей в глаза Тобиас. — Он не такой уж плохой, хотя и подкачал малость.

Она покачала головой:

— Я пока не могу, Тобиас.

— Но я уже полюбил тебя, и девочки — тоже. Увидишь, мы будем очень послушными. Ты похожа на нашу сестру Вайолет, она не такая хорошенькая, как Люсинда и Филлинда, но она очень добрая.

— Я пока не могу, Тобиас, — повторила она, вставая. — Я прошу извинить меня.

Вильерс дернулся, но промолчал.

Ойстер привычно забегал вокруг ее лодыжек. Было ясно, что он совершенно не помнил того, что с ним случилось.

— Да подожди же, Ойстер, — сказала ему Элинор.

Тот послушно замер, повиливая хвостиком.

— Ты остаешься здесь, хорошая собака! — сказала она.

Путь до двери показался ей чрезмерно длинным, но, возможно, это было из-за тишины, стоявшей у нее за спиной.

Глава 30

Ноул-Хаус, загородная резиденция герцога Гилнера

23 июня 1784 года

— Я не могу биться с вами, — спокойно сказал Леопольд.

Солнце только появилось на линии горизонта, и было еще прохладно.

— У вас нет выбора, — ответил ему Эстли, шагая по мокрой траве с обнаженной шпагой.

— Вспомните хотя бы, что я отец шестерых детей, — усмехнулся Вильерс, не сомневавшийся в своей победе.

— Вам нужно было вспомнить об этом перед тем, как обесчестить Элинор! — напомнил ему противник.

— Поймите, я могу убить вас, я почти всегда побеждаю.

Эстли прошелся по траве в обратном направлении.

— Ада мертва, смерть не страшит меня.

— Но мне как-то казалось, что влюблены вы в Элинор, — заметил Вильерс.

— Да, но Аду я тоже любил. Элинор была права, когда говорила об этом. Все это очень сложно объяснить...

— Если я вас убью, мне придется покинуть страну, а мои дети...

— Заберете их с собой, и дело с концом, — отрезал Эстли. — Кому еще вы здесь нужны, кроме этих бастардов? Общество только вздохнет спокойно, освободившись от притязаний ваших преступных отпрысков.

Этими словами он подлил вина в вены Вильерса.

— Так вы готовы начать? — спросил тот.

Эстли был прав. Хотя Элайджа и Джемма могли бы погрустить о нем, если он отправится в изгнание. Но для Элинор будет благом забыть о нем. Она даже не хочет видеть его. А сам он не спит ночами, размышляя о том, как мог вляпаться в историю с Лизетт.

Только Элинор могла бы стать той матерью его детям, о которой он всегда мечтал. Она всегда вела себя правильно и с достоинством, как и положено умной и рассудительной леди. Она предпочитала, чтобы он сам во всем разобрался. Он должен был встать перед ней на одно колено и предложить ей руку и сердце, но не сделал этого. И проиграл. А маленький мальчишка, его сын, разобрался во всем.

— Берегись! — крикнул ему Эстли, готовясь к выпаду.

Вильерс рассеянно потянул свою шпагу из ножен.

— Я намерен убить тебя, так что будь внимательнее, — сказал Эстли.

Леопольд посмотрел ему в глаза.

— В таком случае вам придется покинуть страну.

— Это не имеет значения, — сказал Эстли. — Мои родители умерли. Ада умерла! Элинор я больше не нужен. Не хочу показаться хлюпиком, но мне неинтересно, что произойдет завтра. Возможно, я уеду в Америку либо в Индию — мне все равно.

Грязное дело, выругался про себя Леопольд. Этот мальчишка так и прет на рожон. Он невменяем от боли и гнева. Не хватало еще ненароком проткнуть его! Он вспомнил, где видел лицо с подобным выражением. На похоронах своего пятилетнего племянника. Таким было лицо потерявшей его матери.

Он должен быть великодушным, нельзя драться на дуэли с человеком, охваченным отчаянием. Ему было ясно, что Эстли едва умеет держать шпагу. Он совсем не натренирован. Его можно уложить в течение минуты.

Вильерс применил оборонительную тактику, успешно отражая неловкие выпады Эстли. И это оказалось непросто, потому что тот действовал не по науке, а от себя, набрасываясь на Вильерса, как на изгородь, которую хочет разнести в щепки. Он явно не удосужился изучить приемы фехтования.

В течение десяти минут они неплохо разогрелись на холодном воздухе, даже вспотели. Вильерс постоянно сокрушался о том, каким он оказался дураком, и почти не обращал внимания на клинок противника, машинально отбивая его.

Эстли наступал с видом ангела мести, размахивая клинком. И вдруг Вильерс отпрыгнул, швырнув свою шпагу на землю.

Эстли мог бы проткнуть его, если бы не поскользнулся на мокрой траве, размахивая клинком.

Леопольд с готовностью предложил ему свою руку. Эстли поднялся сам, проигнорировав его жест доброй воли.

— Что это вам взбрело в голову? — с недоумением спросил он.

— Я отказываюсь драться, — ответил Леопольд, уверенный в правоте своего решения.

— Хотите еще одну пощечину?

— Если вам будет угодно. Драться я все равно не стану. Дуэль нужна для защиты чести.

— Вы считаете, что вам не нужна реабилитация вашей чести после всего, что вы натворили?

— У меня нет никакой чести, — сказал Вильерс, спокойно подняв шпагу и вытирая мокрое лезвие краем рубашки.

Наступило молчание, нарушаемое лишь пением жаворонков.

— Можете убить меня, я не стану защищаться, — сказал Вильерс.

— О, Бога ради, — сказал Эстли, усаживаясь на валун у ручья. — Моя рука ноет от этой шпаги, — пожаловался вдруг он.

— Вам нужно брать больше уроков фехтования, — сказал Леопольд. — У вас хорошие данные для этого.