Избранная проза - [162]

Строительство было трудным и опасным: высоко в горах прокладывалась дорога, которая должна была на несколько десятков километров сократить путь до лесоразработок и послужить развитию города и окрестных сел. По вечерам строители посматривали на остроконечные вершины гор, за которыми проходила граница, и с гордостью думали о своей работе, о новой жизни, о прекрасном будущем. Лишь мысль о близкой границе омрачала сердце.

По субботам гулянье продолжалось допоздна. В этом отдаленном краю, куда редко заглядывал кто чужой, люди сами устраивали себе развлечения. Частенько наведывался сюда капитан-пограничник Дуйчев, любивший поговорить с молодежью, вместе повеселиться. Со своего орлиного гнезда в горах верхом на красивом гнедом коне он спускался, чтобы на время расстаться с деревьями и скалами, побыть среди людей. Выходец из народа, он горячо, любил свой народ и посвятил себя служению родине.

И еще кое-что заставляло его спускаться вниз. С некоторых пор его стали одолевать воспоминания. Они налетали, как рой пчел или гонимые ветром осенние листья. Хотя вихрь событий уже миновал, в памяти всплывали отдельные случаи, странные и мучительные вопросы. Его охватило беспокойство, он потерял сон. И никак не мог понять, в чем причина этой тревоги, этих сомнений. После тех славных грозовых дней прошло уже около трех лет.

Бодрые песни молодежи сменялись задумчивыми звуками скрипки. Играл чертежник из общинного управления Дико Петров. Но почему, встречая этого человека с худым, бледным лицом и несколько искривленным левым плечом, капитан Дуйчев всегда испытывал чувство смутной тревоги? Есть люди, которые хорошо запоминают имена, но с трудом сохраняют в памяти лица. Дуйчев принадлежал к их числу.

Строители любили Дико Петрова за то, что он охотно играл на скрипке, когда бы его ни попросили. Да и в городе его тоже не считали бездельником. Когда он появился в городе, как устроился в общину чертежником — этим никто не интересовался. Община нуждалась в работнике — его и взяли. Он нравился людям своей уступчивостью, готовностью оказать услугу. Жил он уединенно, а попав в приятную компанию, много пил, но не допьяна. Как-то раз капитан Дуйчев сказал ему мимоходом:

— Очень мне знакомо ваше лицо, а никак не могу вспомнить, где я вас видел.

Дико Петров в ответ смущенно улыбнулся.

— Возможно, товарищ капитан, свет велик…

— Вы, случайно, не из Кубрата родом или Преслава?

Дико Петров слегка покраснел, но, махнув рукой, сказав как ни в чем не бывало:

— Я из Малко-Тырнова…

— А-а-а, да, да, возможно… — словно бы успокоился капитан. — Я был в тех краях по инспекционным делам…

Он улыбнулся и посмотрел на Дико Петрова добродушным, внимательным взглядом, говорившим: «Ладно, пусть будет так…» У него вроде бы отлегло от души: смутные воспоминания рассеялись, и он решил не морочить себе этим больше голову. Прежде он служил на турецкой границе и всяких людей повидал. Но здесь, на греческой, куда беспокойнее и бдительность нужна еще большая. По ту сторону горного хребта народ борется со своими угнетателями, а здесь мирно и тихо. Увлеченно работают молодежные бригады, сооружают дороги, плотины; болгары и помаки радуются свободе и строят новую жизнь. Капитан Дуйчев по собственному опыту знал, что значит борьба против фашистских насильников. Перед его глазами вставало прошлое — партизанский отряд в горах, свирепость жандармов, павшие товарищи.

Разговор между капитаном и Дико происходил на школьном дворе во время самодеятельного концерта. Несколько рядов стульев, а позади них — галерея, где сколько угодно стоячих мест.

Дико Петров был душой кружка самодеятельности. Он руководил хором и исполнял сольные номера на скрипке. Играл старинные русские романсы и модные песенки. Либо же, став в середине цепочки танцующих, покачиваясь из стороны в сторону, водил смычком, и звуки скрипки плыли над людьми, собравшимися во дворе. Но вот он кончил играть, поднял смычок и скрипку: мол, устал, не могу больше.

«Браво-о-о! Би-ис!» — раздались голоса, загремели аплодисменты.

Публика всегда безжалостна к артисту, и Дико Петров попробовал защититься.

— Не могу, братцы! Устал! — И он опустился на стул рядом с капитаном Дуйчевым. Тот сказал:

— Поздравляю вас, товарищ Петров!

Дико Петров улыбнулся своей виноватой улыбкой и, слегка покраснев, проговорил так тихо, что в общем шуме Дуйчев с трудом расслышав его:

— Ничего не поделаешь, товарищ капитан!.. Народ…

Потом заговорил быстро, решительно:

— Люблю народ! С малых лет живу его муками и радостями. Душу за него готов отдать! — Наклонив голову и не глядя капитану в глаза, он продолжал: — Смотрю я на вас, товарищ капитан, и восхищаюсь. Нравится мне пограничная служба! Чувствуешь, что служишь своему народу, отечеству.

Публика, однако, не оставляла скрипача в покое. Подошли девушки-строители и молодые помачки, стали упрашивать его поиграть еще:

— Товарищ Петров, приказ по бригаде!

Тут он не устоял. Встал и заиграл местное помацкое хоро. Молодежь развеселилась еще больше, и гулянье затянулось до поздней ночи.

Капитан Дуйчев подошел к секретарю городского комитета Отечественного фронта Гочо Дочеву: