Избранная проза - [163]

— Славный парень этот Дико Петров! Как он играет! Молодец!

Гочо Дочев, полный добродушный юноша, тоже похвалил музыканта.

— Когда он появился в городе? — спросил капитан.

— Месяца два назад… — Вопрос капитана удивил Гочо Дочева: почему он об этом спрашивает? — Приехав из Софии с солидными рекомендациями. Мы его и взяли. В общине нет чертежника. Не много охотников ехать в наше захолустье. А этот приехал по своей воле.

— Откуда он?

Секретарь пожал плечами. Он решил, что капитану будет гораздо интереснее узнать о любви скрипача к молодой помачке Дуде. Капитан выслушал рассказ и ничего не сказал.

2

Приближалось Девятое сентября.

Дуйчева не покидало чувство необъяснимой тревоги. Перед ним снова и снова вставало это бледное лицо и словно бы с насмешкой спрашивало: «Неужели не узнаешь?»

Дико Петров развил кипучую деятельность. С хором он разучивал песни и марши. От участников самодеятельности он мчался к пионерам. Быть может, лелеял мысль, что его причислят к ударникам? Ведь то, что он так старался, не могло не броситься в глаза.

В маленьком пограничном городке праздник прошел весело. На школьном дворе снова лихо плясали хоро, и снова Дико Петров был неутомим. Он играл со страстью, с увлечением, полы его поношенного коричневого пиджака развевались, на лоб спадала непокорная прядь волос, которую он то и дело отбрасывал назад легким движением руки. Непонятно почему, но этот жест тоже показался капитану знакомым, и беспокойство вновь овладело им.

Парни упрашивали скрипача играть еще и еще. И Дико Петров вновь брался за скрипку. Он слегка фальшивил, но играл с большим чувством, что очень нравилось слушателям, в особенности молодым девушкам; многие из них откровенно заигрывали с ним, но он искусно отражал атаки, краснел и прикидывался недогадливым простачком. Только с Дудой был он внимателен и послушен. Когда она просила его что-нибудь сыграть, он немедленно соглашался, как ни велика была усталость.

— Браво, Дуда! Она настоящая колдунья! — кричали ребята из бригады.

Дуда только недавно сбросила чадру: полное и румяное лицо ее казалось слишком крупным в обрамлении цветастого платка, завязанного под подбородком. Красивее всего у нее были брови: крутые, черные, они, как поется в песне, извивались змейками. Из-под бровей светились темные и словно бы неподвижные, но полные огня глаза.

Капитан Дуйчев подумал, что из-за такой девушки не только Дико Петров может потерять голову… Она смеялась мягким грудным смехом, от которого небо казалось еще голубее. Сочные губы приоткрывали полоску ослепительно-белых зубов.

Возле Дуды постоянно вертелись два ее старших брата, не спускали с нее глаз. Дуда окончила неполную среднюю школу и собиралась поступить в гимназию. Но братья, фанатики-мусульмане, все еще не могли примериться с тем, как она свободно держится.

Дико Петров отвел братьев Дуды к буфету и угостил лимонадом. Затем они закурили, и между ними завязался оживленный разговор.

Солнце палило своими поздними лучами не по-сентябрьски, и серые куртки строителей, смешавшись с живописными костюмами местных горцев, жили какой-то необычной жизнью — краски сливались с голосами и песнями, и весь двор как будто кружил в пространстве.

Капитан Дуйчев ходил по двору с фотоаппаратом и снимал наиболее интересные группки. Помачки убегали от него, прятались, пока наконец, Дуда не уговорила их сняться. Они все боялись, как бы дома им за это не попало.

Ударницы со строительства окружали помачек и снимались вместе с ними. Это их успокаивало.

Скрипач нагибался, отворачивался, вел себя так, словно ему очень не хотелось попасть в объектив. Но капитану удалось сфотографировать его в тот момент, когда, прижав подбородком к плечу скрипку, он натирал смычок. Он ничего не заметил, и Дуйчев быстро закрыл и спрятал аппарат.

Гулянье затянулось. Особенно отличались участники самодеятельности. Они читали стихи Вапцарова, пели болгарские и русские песни, плясали. Дико Петров выбился из сил, но зато девушки наградили его рукоплесканиями и похвалами.

Капитан Дуйчев вскоре ушел к себе на квартиру. Этот день пробудил в нем множество воспоминаний. Они переполняли его, куда-то улетали и снова возвращались, он не мог справиться с ними. С необычайной яркостью увидел он тропу, по которой отряд партизан спускался с гор в долину, в город, ликование собравшегося на площади народа и страх тех, у кого совесть была нечиста, — палачей и убийц.

Какой это был день! Небо, казалось, никогда еще не было таким высоким, горизонт словно раздвинулся, все вокруг улыбались. Один за другим всплывали перед ним различные эпизоды — невероятные, трогательные или трагические, он слышал радостные восклицания жен, обнимающих своих мужей, плач матерей, узнавших о гибели своих сынов, звуки марша и бодрой партизанской песни… Дуйчев, тогда политкомиссар партизанского отряда, никак не мог поверить в то, что чудо свершилось, победа казалась чем-то сказочным, но ликование народа убеждало его в том, что это — правда.

Во второй половине дня появились первые советские мотоциклисты. Дуйчеву вспомнился запыленный сержант, радостные возгласы народа, слезы пожилых женщин в черных платках…