Избавление - [21]

Шрифт
Интервал

- Тетя, почем лук? - притворно не сознаваясь, спросила Верочка.

- Десять карбованцев за пучок.

- А яички?

- Три червонца...

- Так дорого?

- Зараз все дорого.

"Сознаться или нет?" - кольнуло сомнение Верочку, а вслух, сама того не желая, спросила:

- Вы не узнаете меня? Помните, недавно ехали... Вы еще приглашали в свой хутор Верба?

- Ой, риднесинька! - в волнении промолвила женщина, встала, вытерла руки о подол и прижала ее к себе: - Моя дивчина... Пийдемо до хаты.

Приличия ради Верочка заупрямилась было, сказав, что торопиться не следует, пусть продаст все, а потом можно идти.

- Да що торговатысь? Сестра не буде в обиде. С ее огорода. - И женщина в плисовом быстро убрала скудные свои товары в корзину, взвалила на плечо и промолвила: - Пийдемо до хаты!

Шли километров пять пустырем, изрытым траншеями и заваленным ржавым железным ломом. Встреченную речку женщина переходила на неглубоком месте, сняв башмаки и приподняв юбку, за ней в ботах, ступая по камням, перешла и Верочка. Зачерпнула немного воды, а не подала вида, полагая, что в хате обсушится.

Поселилась Верочка на хуторе, в белой мазанке, и через день-другой так свыклась с хозяйкой Ганной и ее малыми хлопцами, что та души в ней не чаяла, находя в голубоглазой Верочке свою дочь, такую же, видать, голубоглазую, с косами до пояса... Порой, из закутка поглядывая на прихорашивающуюся Верочку, хозяйка горестно вздыхала и принималась плакать, утирая рушником глаза.

Ненароком забежав в чулан, чтобы попить колодезной воды, Верочка застала хозяйку всю в слезах и остолбенела:

- Что это, вы вроде плачете?

- Ничего... Горя зараз не поправишь...

- Но что у вас за горе? - встревожилась Верочка.

- Дивлюсь я на тебе и ластивку свою вспоминаю... Де вона зараз блукае?

- Какая ластивка? - не поняла Верочка.

- Германец в полон забрал мою дочку, - заговорила женщина. - На тебе схожа, як ридни сестры.

- Как же это случилось? - пытала Верочка.

- Люди бачили. Кажуть, ироды вирвалися в город, в квартиру, де вона гостевала... Стягнули мою дочку с кровати, пидхватили в спидныци... И погнали по шляху в полон... Ой, бедна моя дитыно, ластивка моя, деж ты зараз?.. - Ганна опять заплакала.

Верочка и сама чуть не разревелась. Обняв Ганну за шею, старалась утешить ее.

"В каждой семье свое горе, каждый дом война слезами окропила, думала позднее Верочка. - У нее вот дочку в полон увели. А у меня тоже несчастье".

Свидания с Алексеем не дозволяли. Как ни уговаривала дежурную сестру, чтобы впустили к больному, - не помогало, и в другой раз она самочинно прошмыгнула в палату.

Алексей лежал недвижимо, покрытый простынью, и только по скучным, хотя и горящим, глазам угадывалось, что состояние у него неважное. Расспрашивать его Верочка боялась, а сам он заговаривать не хотел, только смотрел на нее, оробелую и жалостливую, молчаливо, иногда лицо его становилось сердитым, и это был намек на то, чтобы Верочка уходила.

Появившаяся в палате сестра накричала на нее за то, что она самовольно ворвалась к больному, и с того часа строго-настрого запретили ее впускать, и лишь краем уха Верочка услыхала, что Кострову сделана какая-то операция руки. Верочка не знала, все ли обошлось ладно, и это страшно угнетало ее.

Недели через две лечащий врач, с которым Верочка разговаривала, заверил, что здоровье больного идет на поправку, и для Верочки не было, пожалуй, большей радости. Впервые, кажется, она заулыбалась. Во всяком случае, тревога наполовину унялась, и, прибежав в хату, она бросилась к Ганне, целуя и кружа ее.

- Да що у тебе таке, дочка? - спросила, не понимая, хозяйка и сама невольно и беспричинно улыбалась.

- Здоровье у Алексея идет на поправку. Врач уверил меня, что рана заживет, что скоро... Выпишут, выпишут! - повторяла Верочка с сияющим лицом.

- Дасьт бог, одним лихом буде меньше, - вздохнула хозяйка и перекрестила Верочку троеперстием.

Успокоенной ходила Верочка весь день, помогала хозяйке на огороде высаживать рассаду помидоров, стирала белье, а легла спать, и вновь беспокоили думы: "Придет времечко выписываться из госпиталя, а обмундирование у него непригодное, порванное, в пятнах крови небось..."

С попутной машиной она решила поехать в дивизию, чтобы встретиться с Гребенниковым. Уже на территории штаба дивизии в утомленном от жары и обшарпанном лесочке комендантский наряд задержал Верочку. Выясняли, кто она, прежде чем провести до блиндажа начальника политотдела. Когда же Верочка пыталась попасть на прием, дежурный офицер сообщил, что начальник политотдела находится в отлучке, на передовой.

- А можно проехать на передовую? - спросила Верочка.

Дежурный смерил ее удивленными глазами, насмешливо поддел:

- Прыткая вы девчонка, погляжу. А не побоитесь?

- Чего?

- Дыма порохового.

- Надеюсь, дым не помешает найти полковника.

Офицер посмеялся и указал на пенек, чтобы присела и ждала.

- Больно жестко сидеть, - прыснула Верочка. - А нельзя вызвать связистку Тоню? При штабе у вас работает, на телефонной станции. Фамилию, правда, забыла. На вид пухленькая такая...

- Пышечка наша, - ухмыльнулся дежурный. - Сорвиголова, у нее на уме только ухажеры!


Еще от автора Василий Дмитриевич Соколов
Вторжение

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Крушение

Знаменитая трилогия замечательного писателя-фронтовика Василия Дмитриевича Соколова (1919—1990) повествует о времени тяжких испытаний и великих подвигов советских людей, не сломленных трагедией 1941 года и нашедших в себе богатырскую силу сдержать и разбить врага. Вторая книга трилогии продолжает повествование автора о судьбе русского человека и его подвиге в Великой Отечественной войне. Действие книги происходит в Москве, у стен Сталинграда, на Воронежской земле, в партизанских лесах Белоруссии.


Привала не будет

Есть в Северной Италии область Эмилия. В годы второй мировой войны она была объята пламенем партизанской борьбы, и эту область назвали Красной. Партизан одного из отрядов приютил у себя в доме старый итальянский крестьянин — папаша Альчиде Черви. Все семь его сыновей стали партизанами. Среди итальянских партизан был русский, бежавший из вражеского плена, — Анатолий Тарасов. Много героических подвигов совершили партизаны этого отряда. В трудный час испытаний, когда фашисты окружили дом и подожгли его, семь сыновей папаши Черви вместе со своими боевыми товарищами сражались до последнего патрона. Историю этого подвига, ставшего легендой, читатель найдет в книге Василия Соколова «Привала не будет».


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.