Избавители звезд - [163]

И всё же она необъяснимо скучала по Льву и по Арзу. Они сделали Зафиру той, кем она была, как и сказал Насир, – были тесно вплетены в саму её сущность.

Глашатай шагал по улицам, возвещая о грядущей коронации, и город наполнялся гулом голосов – возбуждение, страх. Наступали перемены, и как показал Лев, занявший трон, перемены не всегда бывали хорошими.

Но о чём люди даже не подозревали пока, так это о том, что с коронацией они получат не только нового владыку, но и волшебство. Новую эпоху. Сеиф заверил zumra, что Высший Круг поставил барьеры, чтобы поток магии после коронации не хлынул бесконтрольно. И хотя сановники, которые побывали на том ужасном пиру, уже знали, что сердца заняли свои законные места, – пока узнают все остальные, пройдёт некоторое время.

Ясмин поднялась, отряхнула платье и заметила Сахара.

– Ну что теперь? Обратно в Тальдж?

– Только чтобы привезти Лану, – ответила Зафира, стараясь не смотреть в глаза подруги, и прыгнула в седло.

Через несколько дней Насир станет властителем всей Аравии, и на смену диадеме принца придёт венец султана. Это наполняло Зафиру гордостью, хоть сердце и болело.

Она взяла поводья Сахара, чувствуя на себе печальный нежный взгляд Ясмин, которая всё понимала.

– Я вернусь к коронации, – сказала Зафира.

Она собиралась вернуться в срок, и хотя дороги в Деменхуре будут скользкими, учитывая тающий по всему халифату снег, девушка не жаловалась. До неё дошли слухи, что снега таяли медленно и питали землю, а значит, скоро, возможно, народ Деменхура снова сможет выращивать целебные травы.

– В смысле, мы вернёмся, – сказала Ясмин, изогнув бровь, и Зафира удивлённо посмотрела на неё.

Так тяжело было видеть скорбь в глазах подруги, пустоту, которую, как она боялась, ничто уже не сумеет заполнить.

– Это же твой принц, – добавила Ясмин. – Думаешь, я не хочу приехать?

Глава 103

Глашатай упивался мигом славы, стоя на балконе, выходившем на главную джуму’а, где ещё совсем недавно свирепствовали кровь и смерть. Ворота дворца были распахнуты – всё королевство пригласили на это мероприятие, в том числе оставшихся халифов. Трое сидели на возвышениях на меджлисах под балконом. Хайтам представлял Деменхур. Насир также пригласил Музаффара – и, конечно, ифритов. В будущем Аравия обещала сплотить воедино не только людей и сафи, но и ифритов.

Народ не ликовал. Люди перешёптывались о странном древе, выросшем прямо из камня. Перешёптывались о Насире. Они не питали любви к убийце, ставшему султаном, да и разве могли они? Принц Смерти повлиял на бессчётное число жизней – и напрямую, и косвенно. Цепной пёс султана, тренированный, чтобы внушать ужас и послушание.

Насир привык к тому, как люди реагировали на него, но сейчас он сделал так много и так сильно изменился, что все эти шепотки были точно камни, брошенные в спину. Уверенно он вскинул голову. Ещё многое предстояло сделать, так много барьеров сломать, но Насир напомнил себе, что всё это ему придётся делать не в одиночку.

– Готов, братишка? – спросил Альтаир, когда глашатай закончил свою речь.

Кифа была не в силах спокойно стоять на месте.

– Конечно, готов – он же для этого и был рождён!

Серебряная Ведьма улыбнулась, ведь это именно она обучала Насира править, убеждала его, что он готов.

Зафира пока так и не появилась.

На постаменте лежал царский венец, покрытый тончайшей тканью. Насир попросил вынуть маленький оникс в центре, который был вправлен в венец, символизируя сарасинское происхождение отца. Теперь венец будет сиять полированным янтарём, не связанный ни с одним конкретным халифатом.

Напоминание обо всём том, что они преодолели.

Глашатай склонил голову и вернулся в тёмную нишу.

– Yalla! – крикнул Альтаир. – Еда остынет.

– Ага, он больше переживает за разгорячённых танцовщиц, – добавила Кифа.

Насир осторожно вздохнул, встречаясь взглядом с матерью, и вышел на свет. Все звуки казались приглушёнными. Толпа затихла. Принц видел их страх, то, как неохотно они встречали его. И вместе с тем видел их любопытство.

Но когда он открыл рот, все заготовленные слова истаяли.

«Честность», – прошептала Зафира в его голове. Что ж, быть честным было проще, когда люди не связывали с тобой никаких ожиданий.

– Моя мать когда-то сказала, что я был рождён принять венец и удерживать смерть в кулаке, – проговорил Насир – гораздо тише, чем до этого говорил глашатай, но с балкона его голос разносился далеко над двором и улицами. – В последнем я преуспел. Я убивал отцов и матерей. Возлюбленных и сановников. Каждая из этих смертей оставила свой след.

Шёпоток прокатился по рядам людей – его людей.

– Я не… – Он осёкся, стиснув зубы, потом продолжал: – Я не буду просить о прощении. Я буду просить о вере – в меня, в силу трона. О вере в то, что Аравия вернётся к величию. О вере, что наша торговля снова будет процветать, наши города – блистать. О вере в то, что однажды ваши дети будут вспоминать эти тёмные дни как нечто давно минувшее.

Его взгляд скользил по собравшимся, и наконец он увидел молодую женщину, пробирающуюся сквозь толпу. Точёный профиль, ледяной взгляд…

Она всё же пришла. Её глаза горели гордостью. Её улыбка была полна светлой печали.