Изабелла - [3]

Троило в свое время служил в войсках герцога и сражался весьма отважно, но его правая рука, перебитая пулей, потеряла способность действовать. Это увечье вынудило его отказаться от ратных подвигов. Тогда-то герцог и возложил на него обязанности мажордома, обязанности, с которыми он добросовестно справлялся, но которые не удовлетворяли его честолюбия. Близость, до которой герцогиня допустила его, поначалу составляла для него предел блаженства, а затем стала задевать его гордость. От страсти он терял рассудок и в то же время глубоко страдал, зная, что любимая женщина смотрит на него как на неодушевленный предмет.

* * *

Два месяца спустя после отъезда Браччано герцогиня велела позвать Троило. Утро было необыкновенно жарким, и Изабелла, полураздетая, сидела перед Айшей, которая расчесывала ей волосы. Она даже не подняла глаз, когда вошел мажордом, и принялась расспрашивать его о здоровье попугаев, из которых два накануне подохли. Троило на мгновение онемел. Он пристально смотрел на прекрасные плечи герцогини, терзаясь одновременно и желанием и яростью. «Что же это такое, – подумалось ему, – гаремный евнух я, что ли, перед которым женщина осмеливается обнажаться?» От слова «евнух» негодование его распалилось еще сильнее, и он до боли стиснул зубы.

– Итак, Троило? – нетерпеливо спросила герцогиня, все еще не поднимая на него глаз.

– Итак, синьора, – резко ответил Троило, – придется вам поручить другому придворному заботу о ваших попугаях, а я с завтрашнего дня вам больше не слуга.

Герцогиня изумилась этому тону, потому что Троило никогда не обращался к ней иначе, как с отменной учтивостью. Она подняла глаза и увидела, что Троило Орсини стоит, прислонясь к стене, на том самом месте, где два месяца тому назад стоял портрет Браччано. Он скрестил руки на груди и смотрел на нее горящими от гнева глазами. Герцогиня вздрогнула. Взгляд этот был точь-в-точь взглядом герцога.

– В чем дело, Троило? – спросила она, чрезвычайно взволнованная его резкостью. – Вас кто-нибудь оскорбил?

– Да, синьора, – ответил он тихим голосом, в котором клокотала ярость, и не спускал с нее негодующего взгляда, – меня жестоко оскорбили.

Дрожащей рукой он указал на нее.

– Я, Троило? – вскричала в крайнем удивлении герцогиня. – Я оскорбила вас? Но чем же?

– А вот чем, синьора, – сказал он, показывая пальцем на ее полуобнаженное тело.

Изабелла не сразу даже поняла его. Потом яркий румянец залил ее лицо от корней волос до шеи. Один этот жест Троило разрушил условное представление о нем, как о предмете бесчувственном. Она увидела себя со стороны – полураздетой, да еще самым вызывающим образом, на глазах у мужчины. Стыд, обида, возмущение сменяли друг друга в душе ее с такой быстротой, что она теряла рассудок.

– Негодяй! – закричала она, вскочив. – Ты смеешь поднимать глаза на твою госпожу! Ты! Слуга в нашем доме!

Она подбежала к своей постели, схватила спрятанный под подушкой кинжал и бросилась на Троило. Он выпрямился во весь рост и остался недвижим, со скрещенными руками, ожидая удара. Никогда еще он до такой степени не походил на герцога.

– Пес! – сказала она, отвернувшись и с силой швырнув кинжал в другой конец комнаты. – Убирайся! И никогда в жизни не смей показываться мне на глаза.

– Я уеду, стало быть, немедленно, – холодно сказал Троило.

– Завтра! – крикнула герцогиня в исступления, сама не зная, что говорит. – Ты сказал «завтра», и ты уедешь только завтра! Если посмеешь ослушаться, я велю бросить тебя в тюрьму!

Троило как-то странно посмотрел на нее.

– Ну что же! – сказал он совершенно спокойным голосом. – Пусть будет, как вам угодно. Я уеду завтра.

Он поклонился и вышел. Герцогиня ходила по комнате из угла в угол, кусая сжатые кулаки, сверкая глазами, вся во власти опьянившего ее гнева. Безумствовала она довольно долго.

– Отчего ты сердишься? – внезапно спросила ее Айша, говорившая ей «ты» по мавританскому обычаю. – Он мужчина, а ты красавица.

– Мажордом! – крикнула герцогиня. – Мой слуга!

Она была не в силах продолжать. Ей не хватало слов, – Он мужчина, – повторила Айша, выразительно взглянув на нее.

Взгляд этот поразил герцогиню. Она была слишком чутка, чтобы не понять, сколь двусмысленны были ее отношения с Орсини. Она кляла себя за все вольности, какие она себе при нем позволяла, и за удовольствие, которое при этом испытывала. А в чем же крылось это удовольствие, думала она, как не в том, что я, сама себе не признаваясь, чувствовала его восхищенный взгляд на моем теле?

– О лицемерие! – воскликнула она вслух, вновь принимаясь ходить взад и вперед по комнате. – Я притворялась, будто не замечаю, что он мужчина… Самая закоренелая кокетка, самая подлая шлюха не могла бы… – продолжала она в страшном волнении и не закончила фразу. – Что же тут удивительного, если такой благородный дворянин…

Вдруг она сообразила, что оправдывает Орсини, и с тревогой заметила, что не так уж оскорблена его дерзостью.

– Оскорблена, но при ком? – сказала она тут же, засмеявшись. – Зачем мне ломать комедию перед собою? Кем же я себя считаю – герцогиней Браччано или покинутой женщиной? Женщиной к тому же почти что старой, – добавила она, разглядывая в зеркале морщинку, которая вот уж целую неделю не давала ей покоя.