Из жизни Валерия Маслова, хоккеиста и футболиста - [67]

Шрифт
Интервал

То же и тренировок касается. Когда я работал в хоккейном «Динамо», Вячеслав Соловьев иногда предлагал, чтобы все по­работали, скажем, над ударом слева. Приходилось доказывать, что это неправильно, тренировка должна носить смешанный ха­рактер. Какой был смысл заставлять, например, Николая Дура­кова отрабатывать удар с левой руки, если в игре он им не пользовался? Другое дело, когда игрок в стремлении повышать свой уровень, начнет подтягивать отставание в чем-то, занима-

ясь индивидуально. Честь ему и хвала за это, но встречается та­кое редко.

— Будучи вторым тренером, в споры с главным вступали без опаски?

— Мой случай, конечно, нетипичный. Нас с Соловьевым свя­зывала многолетняя дружба. Но второй тренер и в другой ситуа­ции не должен быть лишь исполнителем воли главного. Провод­ником его идей — безусловно, но отнюдь не в роли адъютанта. По многим вопросам помощник должен свое мнение высказы­вать: он к игрокам ближе, лучше их настроение знает.

В футбольном «Динамо» в качестве второго тренера с Беско­вым работал Адамас Соломонович Голодец, и был там на своем месте. Хотя в Ташкенте в 1970-м, когда Бескова нервы подвели, Голодец стушевался. А вот Юрию Константиновичу Кузнецо­ву — еще одному помощнику Бескова в те годы — роль второго тренера тяжело давалась. Мастером он был, конечно, блестя­щим, но второй тренер это, образно говоря, рабочая лошадь, а

Кузнецов, как мне казалось, продолжал себя игроком чув­ствовать.

— Если второй тренер дол­жен все нюансы поведения иг­роков понимать, кому как не ему быть в курсе, когда что-то затевается во вред команде...

— До договорных матчей дошли? В наше время за ред­ким исключением такие дела только игроки друг с другом решали. Но что, как говорит­ся, на кону могло стоять? Ли­бо здравый смысл, история нашего матча с «Нефтчи» в 1969 году в этом смысле показатель­на, либо помощь тем, кому мы хотели руку протянуть. Большие деньги были не при чем, соперники только свои премиальные могли отдать.

Еще пару случаев могу рассказать. В 1964 году последний матч чемпионата мы играли дома с «Торпедо» из Кутаиси. «Ди­намо» занимало седьмое место, и результат встречи для нас ни­чего не значил. Гостям же два очка сохраняли прописку в выс­шей лиге. Решили им помочь. Пропустили на первых минутах два гола, а потом бились так, что кости трещали. После матча приходит в раздевалку динамовское начальство и начинает нас успокаивать: «Не расстраивайтесь, ребята, с кем не бывает. Зато играли сегодня здорово...» Тоже ведь надо так игру «построить», чтобы зрители довольны остались.

Другой пример из хоккея. В 1973-м «Динамо» стало чемпио­ном, как не раз бывало, за несколько туров до финиша первен­ства. Последний матч предстоял в Москве с кемеровским «Куз­бассом». Выигрывают сибиряки — они бронзовые призеры. А тренером там был Игорь Митрофанович Малахов — уважаемый человек, много лет за ЦСКА отыграл. Пришли мы, ведущие иг­роки, к Трофимову и говорим: «Ставьте Василий Дмитриевич молодых, пусть их «Кузбасс» обыграет». Что ему было делать в той ситуации? Кемеровчане победили и счастливы были до слез, особенно Митрофаныч.

Но разве эти «шалости» сравнимы с тем, что во второй поло­вине 70-х началось, и продолжает цвести буйным цветом?

— Когда вы играни обстановка была чище?

— Всякое случалось, конечно, но если о хоккее с мячом го­ворить, таких безобразий не было. Я уже упоминал о том, как первый раз столкнулся с предвзятым судейством. Произошло это в 1959-м на финале чемпионата РСФСР, где мне за «Труд» из Обухова довелось играть. Помню, вернулся наш представи­тель, как в те годы руководитель команды назывался, Николай Трифонович Шевцов — опытный спортивный работник, извест­ный арбитр — из судейской после проигранного Курску матча, а в глазах у него слезы.

Но тогда люди думали, что делали. Рассуждали так: зачем в классе «А» еще одна команда от Московской области, если уже Перово и Калининград там играют? Осипов Владимир Семено­вич по прозвищу «губа» в российском Спорткомитете футболом и хоккеем командовал. Солидный был мужик, слушались его беспрекословно. А потом все вразнос пошло. Преемники его иначе стали действовать. Всем желающим наобещают, получат, что причитается, а дальше — куда кривая выведет.

— Управленцы могли при помощи заданий определенным судьям манипулировать, но ведь договорные матчи не по их ведомству?

— От судьи многое зависит, но далёко не все, конечно. Мно­го на эту тему распространяться не хочу, но кое-что на соб­ственной шкуре испытал, так что знаю, о чем говорю. В низовых лигах все что угодно могло быть. Попробуй какая-нибудь коман­да на своем поле упереться и не выполнить указаний «центра». Скажем, не «лечь» под того, кого оттуда тянут. У себя выигра­ешь, а на выездах сразу узнаешь, кто в доме хозяин.

Мне, кстати, непонятно, почему некоторые нынешними по­рядками в футболе или хоккее возмущаются, а у себя на службе бюджетные деньги обналичивают или налоги не платят? Все это — звенья одной цепи, общая болезнь. Но хватит, наверное, об этом. Что мне удовольствие доставляет, так это на матчах ветеранов бывать. Совсем другая атмосфера, сердце радуется...


Рекомендуем почитать
Слово о сыновьях

«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.


Скрещенья судеб, или два Эренбурга (Илья Григорьевич и Илья Лазаревич)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Танцы со смертью

Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)


Высшая мера наказания

Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.


Побеждая смерть. Записки первого военного врача

«Когда же наконец придет время, что не нужно будет плакать о том, что день сделан не из 40 часов? …тружусь как последний поденщик» – сокрушался Сергей Петрович Боткин. Сегодня можно с уверенностью сказать, что труды его не пропали даром. Будучи участником Крымской войны, он первым предложил систему организации помощи раненым солдатам и стал основоположником русской военной хирургии. Именно он описал болезнь Боткина и создал русское эпидемиологическое общество для борьбы с инфекционными заболеваниями и эпидемиями чумы, холеры и оспы.


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.