Из жизни Валерия Маслова, хоккеиста и футболиста - [65]
Тот же Бесков в «Динамо» и особенно в «Спартаке» многого добился. Но у него и футболисты были подходящие. А что он смог сделать в луганской «Заре» или «Локомотиве»? Кстати, Бесков, на мой взгляд, своему стилю всегда оставался верен. Поэтому он и лучший. А будь у него такие возможности для комплектования как у Лобановского, неизвестно, кто бы еврокубки брал. В Киеве один Блохин, который, образно говоря, на трех метрах от защитников на восемь убегал, чего стоил! Уникум...
Игроки, когда тренерами становятся, не только от собственного стиля могут отойти, но и тренировочный процесс принципиально иначе строят. Сами в ифовые годы за одно ратуют, а когда других гонять начинают — все иначе. Меня, скажем, в свое время Папугин удивил.
— Чем же?
— Кроссы, к примеру, он бегать не любил, но всегда к сезону подходил в хорошей форме. Михалыч фундамент летом в своем любимом Татарово закладывал — в Серебряном бору. Ифал там целыми днями в футбол на песке и теннис. Трофимов его иногда на кросс, конечно, выгонял, но что человеку скажешь, если он в порядке? Когда «Папа» в Красногорск перешел, он своих кроссами просто замучил. Я такое дело увидал, спрашиваю: «Ты же кроссы не признавал, что же у тебя ребята чуть не каждый день их бегают?» А он вопросом на вопрос: «Разве они умеют так себя готовить, как я?»
— Прав был?
— Несомненно. Тренер своих подопечных досконально должен знать. Нас с Ромишевским Лев Иванович Гвоздев начал в мужскую команду подпускать, когда мы еще два года могли играть по юношам. Чувствовал, что пора нам уже на новый уровень выходить.
Это, кстати, для меня вечная проблема. И в последние годы, когда с детьми работал, постоянно себе голову ломал. Правильно ли то, что они по своим возрастам ифают? В детстве я целыми днями пропадал на стадионе «Фрезер». Там ежедневно мужские команды тренировались — клубные, цеховые. Если народу не хватало, нас, подростков, подключали. Не всех, конечно, но тех, кто нормально играл, брали. И не щадили, кому понравится, когда его какой-то шкет обводит? Сейчас в 13—14 лет у ребят только-только жесткость в игре появляется, а мы в их возрасте уже «школу мужества» проходили, характер закаляли...
— Это, вероятно, не только на самой игре, но и на отношении к ней сказывалось?
— Теперь только и слышишь — у одного операция на паховых кольцах, у другого еще какая-то. По полкоманды травмированных бывает. Раньше совершенно иначе к болячкам относилось. Можно, конечно, в невежестве нас упрекать, дескать, здоровье для профессионала на первом месте, но я ей-богу не помню, чтобы с переломом носа кто-то в футболе замену просил. Больно было, конечно, но играли. И в хоккее так же. Мише Туркину на Спартакиаде в Свердловске в 1961-м так мячом в нос заехали, что тот набок смотреть стал. Но Туркин чуть ли не проволокой его закрепил и на лед вернулся. И с переломанными пальцами на ногах играли. Спартаковец Анатолий Мас- ленкин, например. Бутсу на размер больше надел — и вперед. И у нас в хоккейном «Динамо» с Сашей Зайцевым такой же был случай.
Люди своим местом в составе дорожили. На один-два матча выбыл, другой заиграть может. Придется потом все по новой доказывать...
— Время иное. Тогда ведь, если на поле не вышел, без премии останешься, а сейчас контракты действуют. Играй — не играй, в них все предусмотрено...
— Контракты это хорошо, но, надеюсь, немногие так рассуждают. Для кого из футболистов или хоккеистов в нашу пору деньги главным были? Если и встречались такие, то единицы. О деньгах вспоминали, когда финальный свисток раздавался, а на табло — победный счет. Глянешь на трибуны — народу полно. Значит, 80 рублей премиальных честно заработал. Не помню, кто сказал, да и за точность цитирования не ручаюсь, но смысл таков: спорт — единственная работа, которую человек выполняет по любви. Это, правда, о любительском спорте сказано. Для спортсмена, прежде всего, важна победа. Как иначе могли бы готовиться лыжники или, скажем, легкоатлеты-марафонцы? Они что, когда сотни километров накручивают, о деньгах думают?
— Согласен, но и святым духом сыт не будешь. Когда наши спортсмены за рубеж, к примеру, выезжали, всякое случалось...
— Здесь важно причину со следствием не путать. Это мы, что ли, такие суточные себе назначали? Приезжаем в Швецию, а денег у нас из расчета по 40 крон в сутки — долларов приблизительно по семь. Ребятам домой что-то купить хотелось, а вынуждены были мохер везти. Как сейчас помню, по три кроны моток в сорок грамм весом...
Отсюда и проблемы возникали. Кто-то искушение «обществом потребления», как в те годы западные страны в наших газетах называли, не мог преодолеть и в магазинах лишнее прихватывал. Другие на таможне «горели». И те, и другие невыездными становились. И перепродажей приходилось заниматься, за что могли статью за спекуляцию пришить, и доллары перед зарубежными поездками у «валютных» проституток покупали. Все было...
— Ныне во многих игровых видах у спортсменов доходы такие, что вашему поколению и не снились, но на качестве игры это, увы, не отражается...
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.
«Когда же наконец придет время, что не нужно будет плакать о том, что день сделан не из 40 часов? …тружусь как последний поденщик» – сокрушался Сергей Петрович Боткин. Сегодня можно с уверенностью сказать, что труды его не пропали даром. Будучи участником Крымской войны, он первым предложил систему организации помощи раненым солдатам и стал основоположником русской военной хирургии. Именно он описал болезнь Боткина и создал русское эпидемиологическое общество для борьбы с инфекционными заболеваниями и эпидемиями чумы, холеры и оспы.
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.