Из жизни единорогов - [46]

Я моментально представляю себе эту сцену. Осененный осенью Штерн с сигаретой в своих изящных пальцах скептически оглядывает демонстрируемые ему голые женские ноги. Потом кидает мрачный взгляд на их обладательницу в мини-юбке и после этого старательно делает вид, что никаких ног рядом нет, а сам готов уже смотреть на что угодно, хоть на библиотечного сумасшедшего с его длинной трубкой, лишь бы не встречаться взглядом с рассматривающей его женщиной.

— Ну, так все просто, — говорю я. — Этот товарищ, он чуть ли не живет в библиотеке. Естественно, он за всеми наблюдает — и за сотрудниками, и за постоянными читателями. А на тебя, знаешь, сложно внимание не обратить. Вот и обратил. Видит, сидит интересный молодой человек с явными проблемами в общении с женским полом. Дай, думает, мозги ему вправлю. Вот и вправил. Типа, не можешь с красотками, так сходи обрати внимание на кого-то себе подобного. И будет вам, двум закоплексованным невротикам, счастье.

По тому, как этот «интересный молодой человек» сопит у самого моего уха, я понимаю, что он явно не в восторге от моего видения проблемы, однако, ничего мне на это не говорит. Напротив, я слышу от него следующее:

— Ну… Ну, в общем, я тоже тогда что-то такое подумал. Другими словами, — вздыхает он, — но примерно то же самое. Но вот в чем дело. В тот же день, как я потерял один треугольник, а ты, как я понимаю, его тогда же и подобрал, я впервые увидел тебя во сне. И потом я видел тебя каждую ночь до тех пор, пока не увидел у тебя вторую половину и не снял свою.

Я поворачиваю к нему голову. Он лежит на спине и покусывает губу.

— Ты хочешь сказать, что этот могендовид — не такая простая штука?

— Угу.

Любопытно: как она действует? Может быть, разъединенные половинки притягиваются друг к другу, одновременно вытягивая их обладателей в какое-то особое потустороннее пространство? Но тогда, почему во сне у нас на шее не было никаких винкелей? Нет, в любом случае, любопытно… Но самое любопытное заключается в том, что, оказывается, в это пространство можно попасть по собственной воле!.. Эх, Штернушка!.. Может, хотя бы там мне удастся тебя достать…

— А в самый последний раз, до того как ты снял свою половину, ты что во сне видел?

— В последний?

— Ну, накануне того дня, когда я потерял сознание.

— Ничего не видел, — нехотя говорит он, грызя кончик ногтя. — Лежал там один в куче листьев и смотрел на звезды.

— Ага… А когда ты догадался, что мы с тобой видим эти сны одновременно? — спрашиваю я, вспоминая его странную выходку в каталоге после моего последнего сновидения.

— Да я с самого начала был в этом уверен!

— Почему? — я аж вскакиваю от удивления. — Почему, Штерн? Ты, что считаешь, что это в порядке вещей, чтобы два незнакомых между собой человека видели напополам один и тот же сон?

— Да для меня вообще такие сны — не в порядке вещей, — мрачно ворчит он. — Я же тебе говорил уже, что я вижу во сне только одни абстракции.

— Да? — я все никак не могу в это поверить. — А эротические абстракции тоже бывают?

Он закатывает глаза.

— Да, бывают.

— Ого! — я поворачиваюсь к книжной полке, на которой стоят его рисуночки. Но в темноте все равно ничего не видно. Надо будет днем их внимательно поизучать.

— Поэтому, естественно, когда я увидел во сне тебя, я решил, что ты мне снишься, потому что сам этого хочешь. И потом ты настолько подозрительно вел себя в библиотеке…

— Это я-то подозрительно себя вел?!

— Да. А кто? Я что ли? Ты же постоянно делал вид, что тебе ничего не снится.

— Ну, знаешь ли!.. Вообще-то обычно людям снятся сны в строго индивидуальном порядке! Вообще-то это такая специфическая продукция мозга, если ты не знал! Как мысли или фантазии.

— Да, я знаешь ли, в курсе, что это продукция мозга! Но только мысли людям довольно часто приходят в голову одни и те же. Про фантазии я уж просто молчу. Судя по массовой культуре, сплошь одна и та же банальность.

— То есть ты, правда, даже не думал, что это может быть обычное индивидуальное сновидение? С самого начала?

— Да.

— И как же ты себе это объяснял, до того, как понял, что все это из-за сломанного могендовида?

— Ну… я думал, что ты за мной охотишься.

Хм… «Настало время охоты!» было написано на том последнем осеннем листке в папке со стихами… Преследуемый так не напишет.

— А тебе не нравится, когда за тобой охотятся? Самому хочется быть охотником?

Он прекращает грызть ноготь и вместо этого начинает усиленно тереть ладонью глаза.

— Сенча, я вообще уже ничего не знаю, чего мне хочется, — устало говорит он, глядя в сторону. — Но тогда я к этому точно готов не был.

— Ага… А давай проверим?

— Что проверим?

— Ну, узнаем, чего хочется…

— Не надо, Сенча.

— Почему?

— Потому что не надо.

— Ты чего-то боишься, что ли?

— Да, — отвечает он, подумав.

— Там же никого нет. Неужели меня боишься?

— Тебя-то мне чего бояться? — отвечает он мне с нервным смешком.

— А тогда кого? — совсем уже не понимаю я.

— Сенча, — он смотрит на меня очень серьезными глазами. — Понимаешь, у меня есть ощущение, что там мы другие, не такие, как здесь. Там начинает вылезать из души всякая дрянь. Всякие страхи… Разные желания, в которых сам себе не хотел бы признаваться…