Из записных книжек 1925-1937 гг. - [14]
1931–1932
Семейство хорьков. Их принимал дуче. Они стояли, как римляне.
Очень были похожи лицами, как ни пытались это скрыть очками, баками. Все варианты одного лица.
«Здесь я читал интересную лекцию. Но до них не дошло – низкий культурный уровень».
Пушечное облако.
Когда в учреждении не вымыты стекла, то уже ничего не произойдет.
Женщина-милиционер прежде всего – женщина.
Женщина-милиционер все-таки прежде всего – милиционер.
В учреждениях человека встречают гнетущим молчанием, как будто самый факт вашего прихода неприятен.
Возьмем тех же феодалов.
В некоем царстве, ботаническом государстве.
Садик самоубийц.
Вы одна в государстве теней, я ничем не могу вам помочь.
Я не художник слова. Я начальник.
Толстовец-людоед.
Тыка и ляпа. Так медведи говорят между собой.
Он не знал нюансов языка и говорил сразу: «О, я хотел бы видеть вас голой».
По какому только поводу не завязывается у нас служебная переписка!
Он подошел к дяде не как сознательный племянник…
Бабушка совсем размагнитилась.
Кошкин глаз, полосатый, как крыжовник.
Пролетарский писатель с узким мушкетерским лицом.
Тот час утра, когда голуби жмутся по карнизам.
Писатель подошел к войне с делового конца – начал изучать вопрос о панике.
Неправильную установку можно выправить. Отсутствие установки исправить нельзя.
Наш командир – человек суровый, никакой улыбки в пушистых усах не скрывается.
Я тоже хочу сидеть на мокрых садовых скамейках и вырезывать перочинным ножом сердца, пробитые аэропланными стрелами.
На скамейках, где грустные девушки дожидаются счастья.
Вот и еще год прошел в глупых раздорах с редакцией, а счастья все нет.
Стало мне грустно и хорошо. Это я хотел бы быть таким высокомерным, веселым. Он такой, каким я хотел быть. Счастливцем, идущим по самому краю планеты, беспрерывно лопочущим. Это я таким бы хотел быть, вздорным болтуном, гоняющимся за счастьем, которого наша солнечная система предложить не может. Безумец, вызывающий насмешки порядочных неуспевающих.
Почему, когда редактор хвалит, то никого кругом нет, а когда вам мямлят, что плоховато, что надо доработать, то кругом толпа и даже любимая стоит тут же.
В тот час, когда у всех подъездов прощаются влюбленные.
Печальные негритянские хоры.
«Как тебе не стыдно бить жену в воскресенье, когда для этого есть понедельник, вторник, среда, четверг, пятница и суббота.
Как тебе не стыдно пить водку в воскресенье, когда для этого есть понедельник, вторник…
Как тебе не стыдно…»
Минск. Листья буфетной пальмы блестят, как зеленая кровля. Плитчатый одесский тротуар.
Столовая в Пуховичах, в сельскохозяйственном техникуме. Голубая комната, потолок, оклеенный обоями. Домашние кружевные занавески.
Дом со свежим лиловым цоколем недалеко от Пуховичей.
Грех Немезиды[30].
Левин съедает завтрак командующего.
Ильфа и Петрова томят сомнения – не зачислят ли их на довольствие как одного человека.
– У меня есть с собой вещества, – сказал фотограф.
Трехкотельная кухня. Один – для супов, второй для каш и пилавов, окружен глицериновой рубашкой, чтобы не подгорали (оба имеют топки), третий – для сладкого. Духовые помещения для утвари – противней, мясорубок, эмалированных мисочек – зависть домашних хозяек.
Прошла повозка с одетыми в зеленые чехлы медными трубами.
Внутренность танка. Вдоль стенок аптечные полки со снарядами.
Два близнеца – Белмясо и Белрыба.
Детская любовь к машине. Уверенность в том, что она может сделать все.
В соседней комнате внезапно поссорились врачи.
Ночью раскрылась дверь, показался комендант с крысоловным фонарем, кинул тюфяк, и на него молча бросился на постель и, видимо очень разозленный, сразу заснул.
Парикмахер с яркими зелеными петлицами.
Инспектор питания.
Бронепоезд (скульптура ранних кубистов).
Заяц считал, что вся атака направлена против него.
При виде танка самая хилая колхозная лошадь встает на дыбы.
Бронепоезд, декорированный зеленью.
Молодой командир, длинный, тонкий, ремни скрипят.
Атака танков через картофельное поле. Пушечные выстрелы. Поворот на пулеметы.
Атака пехоты на солнечной опушке.
– В уставе написано! – сказал он гневно.
Член Реввоенсовета сказал, что у меня вид обозного молодца.
Кладбище. Кресты, увешанные полотенцами и какими-то расшитыми фартучками.
Командир бронепоезда (бепо), похожий на Зощенко.
Фадеев, человек нерасторопный, наконец дорвался до атаки и солнца. Но тут ему в рамку попал режиссер. И Фадеев ужасным голосом закричал: «Назад!», так что атакующие остановились и стали оглядываться.
– Это не вам, – сказал Фадеев. И разрешенная кинооператором атака продолжалась.
Дождь капает с каски, как с крыши, и стучит по каске, как по крыше.
Ходил в тяжелых сапогах, как на лыжах, не подымая ног.
Все прячутся, будто от солнца, под разными кустиками. А на деле все готовы в любую минуту броситься.
Молодые люди в черных морских фуражечках с лакированными козырьками и их девушки в вязаных шапочках, ноги бутылочками.
1933–1934
Работа в литгазете. Длина критических статей. Пишите короче, вы не Гоголь.
Сюжетность. Она исчезла. Нельзя найти человека, который мог бы написать рассказ. Чего недостаточно? Не хватает ему места или дарования?
Самое смешное – 2 листа о том, что надо писать коротко.
В основе сатирических новелл виртуозных мастеров слова Ильи Ильфа и Евгения Петрова «1001 день, или Новая Шахерезада» лежат подлинные события 1920-х годов, ужасающие абсурдом общественных отношений, засильем бюрократии, неустроенностью быта.В эту книгу вошли также остроумные и блистательные повести «Светлая личность», «Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска», водевили, сценарии, титры к фильму «Праздник Святого Йоргена». Особенный интерес представляют публикуемые в книге «Записные книжки» И.Ильфа и воспоминания о нем Е.Петрова.
Бешеный успех, который обрушился на Ильфа и Петрова после выхода «Двенадцати стульев», побудил соавторов «воскресить» своего героя, сына турецко-подданного Остапа Бендера.Блистательная дилогия, если верить самим авторам, — «не выдумка. Выдумать можно было бы и посмешнее». Это энциклопедия советского нэпа, энциклопедия быта первого поколения «шариковых».
Осенью 1935-го Ильф и Петров были командированы в Соединенные Штаты как корреспонденты газеты «Правда». Трудно сказать, чем именно руководствовалось высшее начальство, посылая сатириков в самую гущу капитализма. Скорее всего, от них ждали злобной, уничтожающей сатиры на «страну кока-колы», но получилась умная, справедливая, доброжелательная книга…
Роман Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» был напечатан впервые в 1927 году и с тех пор стал одной из самых популярных и читаемых книг на советском и постсоветском пространстве. Растасканный на пословицы и поговорки, многократно экранизированный, он остается остроактуальным и, может быть, даже еще более злободневным в наше время, хотя следует признать, что Великий Комбинатор, сын турецко-подданного, выглядит сущим ребенком рядом с современными малосимпатичными своими последователями.
«Обязательно записывайте, – часто говорил Ильф своему соавтору, – все проходит, все забывается. Я понимаю – записывать не хочется. Хочется глазеть, а не записывать. Но тогда нужно заставить себя».Факты, события, мельчайшие детали, а главное, портреты странных, чудаковатых, нелепых и недалеких соотечественников – все это, взятое из записных книжек и вроде бы написанное для себя, сложилось в красочный образ «края непуганых идиотов», где развернутся события «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка», края, где «Кавказский хребет создан после Лермонтова и по его указаниям», а «некультурный человек» видит во сне «бактерию в виде большой собаки», края, из которого так и не вырвутся ни «великий комбинатор», ни его создатели.
Вы читали романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок»? Любой человек скажет: «Конечно, читал!» Мы скажем: «Конечно, не читали!» Потому что в изданиях советских времен романы представлены в том виде, в каком их «разрешили» редакторы и советская цензура. В новом коллекционном издании бессмертные произведения Ильи Ильфа и Евгения Петрова о «великом комбинаторе» Остапе Бендере воспроизведены в авторской редакции, восстановленной Александрой Ильиничной Ильф. В тексты романов возвращены фрагменты, опубликованные в их первых изданиях, а также включен ряд материалов из рукописного и машинописного вариантов произведений. Благодаря великолепным фотоработам Ильи Ильфа и других уникальных фотохудожников книга перенесет вас в атмосферу старой России и старой Москвы, в те времена, когда разворачиваются события романов, в 20—30-е годы прошлого столетия.
Один из ненапечатанных снеговских рассказов (условное название сборника — «Знакомства и встречи»). Сетевая публикация: https://elimeri.livejournal.com/5355.html.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.