Из 'Заметок о разных разностях' - [5]

Так вот, если говорить о шутках, то многие, возможно даже большинство людей, - разумеется, за исключением присутствующих, - воспринимают их, как эти дети. Чувство юмора у них не развито, и шутки им не по душе. Когда они встречают в книгах добродушную насмешку, это вызывает в них раздражение и досаду. Насколько мне известно, мало кто из женщин ценит юмор Свифта и Фильдинга (и не только потому, что он грубоват). Их простодушные и чувствительные натуры восстают против смеха. Может быть, действительно, сатир всего-навсего грубиян с низменными страстями, и нет ничего удивительного, что дам шокируют его ухмылки, нагловатый взгляд, его рога, копыта, длинные уши? Fi done, le vilain monstre {Фу, какое мерзкое чудовище (франц.).}, как он гадко визжит, дурашливо вскидывая свои кривые ноги! Дайте ему пару черных шелковых чулок да подбейте их ватой, чтобы он спрятал в них свои ужасные конечности! И пусть прикроет одеждой шкуру и уберет торчащую козлиную бороду и не пожалеет лавандовой воды на свой батистовый платок! И чтобы навсегда оставил шутки и предавался грусти и слезам! Только тогда можно испытывать возвышенные чувства и говорить о благоухании истинной поэзии и о пышных цветах красноречия. А ноги выглядывать не должны, будь они неладны. Скройте-ка их под сутаной. Вынимайте свои платочки, милые дамы, и давайте вместе всхлипывать.

Итак, редакция, положа руку на сердце, публично заявляет, что вовсе не огонь критики пугает ее и лишает душевного покоя. Среди наших противников могут быть и справедливые критики, могут быть и негодяи, которые попросту точат на нас зубы, могут быть ослы, которые лягают и ревут, потому что так уж они устроены и предпочитают ананасам чертополох, а могут быть и превосходные судьи, добросовестные, обладающие широкими знаниями и острым умом, которые тотчас же откликаются на шутку и улавливают скрытый в ней глубокий смысл. Но любые суждения - основательные или невежественные, восторженные или совсем напротив - не принимаются нами близко к сердцу. Если мы слышим одобрение, нам приятно; если освистывают и атакуют нас с пером наперевес - мы не пытаемся оправдаться и запасаемся выдержкой. Конечно, и от самого низкого человека мне приятней услышать доброе слово, чем ругань, но чтобы обхаживать его и, добиваясь расположения или похвалы, приглашать на обед и превозносить его заслуги в некоем журнале в надежде, что он сменит гнев на милость и перестанет кусаться и брызгать слюной - allons donс! {Нет уж, увольте! (франц.).} Мы этим заниматься не будем. Лай, Цербер, сколько угодно! От нас ты ничего не получишь. Правда, если этот Цербер исключительно умный и добрый пес, то нам не обидно, когда он с лаем бросается на нас из соседской подворотни.

Помилуйте, слышу я, но о каком же, наконец, несчастье здесь идет речь о зубной боли лорд-мэра или все-таки об иголке в подушке редакторского стула? Вот именно. Ах! Она жалит меня и сейчас, когда я пишу. Почти с каждой утренней почтой я получаю эти иголки. Вечером я забираю письма домой, не решаясь вскрыть их, и прочитываю перед сном, а утром обнаруживаю в своей подушке две-три иголки. Вчера я извлек три, нынче утром нашел еще две. Не скажу, что они причиняют мне безумную боль, но я живой человек, и в конце концов их уколы очень коварны. Совсем нетрудно поместить в журнале объявление: "Желающим опубликовать у нас свои произведения следует высылать их не на имя редактора, а исключительно в адрес издателей Смита, Элдера и Кь". Нет, дорогой сэр, вы плохо знаете людей, если воображаете, что они последуют этому совету. Разбирая адресованные мне письма, разве угадаешь (хотя, у меня уже вырабатывается чутье), в каком конверте безобидное послание, а в каком - иголка. Однажды я ошибся и, опасаясь укола, оставил невскрытым письмо, которое содержало очень лестное для меня приглашение. Письмом-иголкой я называю, например, вот такое:

"Кэмберуэл, 4 июня.

Сэр!

Смею ли я надеяться и рассчитывать на то, что Вы соблаговолите просмотреть прилагаемые к сему стихи, которые, может быть, окажутся достойными опубликования на страницах "Корнхилл мэгэзнп"? Сэр, мы знавали лучшие времена. А сейчас у меня на руках овдовевшая больная мать и младшие братья и сестры, которые ждут от меня помощи. Я служу гувернанткой и делаю все, чтобы поставить их на ноги, работаю даже по ночам, когда все засыпают, и разум и руки мои уже слабеют от усталости. Если бы мне удалось заработать хоть немножко своим пером, то эта прибавка к нашему бюджету могла бы удовлетворить нужды нашей бедной больной матушки и принести ей желанный покой и облегчение. Бог свидетель, что не недостаток воли или желания виной тому, что у матушки подорвано здоровье, а наша несчастная семья не имеет, можно сказать, куска хлеба. Не откажите бросить свой благосклонный взгляд на мои стихи, и если Вы сможете помочь нам, то вдова и осиротевшие дети будут молиться за Вас.

Остаюсь, сэр, в страстном ожидании ответа, преданная Вам С. С. С."

К письму приложены несколько стихотворений и - боже милостивый! конверт с маркой за пенни и адресом для ответа.