Из-за отсутствия гвоздя - [5]

– Как долго?

– Я не знаю, – голос Корделии был едва слышим.

– Чушь, – он ударил по столу рядом с ней, её корпус задребезжал от сотрясения.

Дядя Георго прыгнул вперёд и схватил его за руку:

– Не трогай её!

Взбешённый Людовико вырвался. Дядя Георго потянулся к Корделии, цепляясь руками. Людовико упёрся ладонью ему в грудь, отталкивая его со всей силой. Дядя Георго закашлялся, потом с криком рухнул на пол.

– Людовико! – Рава вклинилась между братом и дядей. – Что ты делаешь?

Людовико указал пальцем на дядю Георго, съёжившегося:

– Я, чёрт возьми, хочу знать, как долго это происходит.

– Оставь его в покое, – Рава тоже хотела знать, но нападать на дядю Георго, который явно был не в своем уме: ей претила эта мысль. Если бы он помешался, его уже давно должны были утилизировать.

– Ты обратила внимание, Рава? Наш ИИ нарушает закон, – он быстро повернулся, сухожилия на его шее напряглись от ярости. – Как долго он такой?

Подняв голову, Корделия уставилась на него.

– Я не знаю. Дата начала находится в моей долговременной памяти.

– Я тебе не верю, – Людовико сжимал и разжимал кулаки, как будто ему пять лет и он хочет по чём-нибудь ударить. – Ты лжешь.

Корделия наклонилась вперед, её благородное викторианское лицо исказилось гневом.

– Я не могу лгать. Вводить в заблуждение – да, но не лгать. Если ты не хочешь знать правду, то и не проси меня отвечать на прямые вопросы. Ты не имеешь никакого понятия. Никакого понятия, на что похоже моё существование.

Хотя форма Корделии была голограммой, Рава не могла избавиться от ощущения, что она вот-вот сойдёт с помоста и отшлепает Людовико.

– Это произошло в прошлом месяце? Три месяца назад? Ты должна иметь хоть какое-то представление.

– Я не знаю.

– Людовико, какое это имеет значение?

На его лбу выступили капли пота.

– Большое, потому что если она покрывает нашего дорогого дядюшку, то она и есть тот, кто не допускает меня до репродукции.

Воздушный насос завывал, заставляя циркулировать воздух в комнате.

– Что?

– Ты разве не знаешь, что дядя Георго был в комитете по репродукции? – он ухмыльнулся. – Конечно, нет. У тебя, как у любой девушки, рожать – биологический императив. Ты должна хранить лоно тёплым и готовым к работе. Не то что я. Я должен умолять, чтобы мне разрешили пролить своё семя в пробирку на тот случай, если кто-то захочет его, – Людовико глянул на Корделию. – Моя заявка была отклонена по причине, что моя личность нестабильна. Насколько именно нестабильным ты бы хотела, чтобы я был?

– Я не помню этого.

Глядя на неё, он наклонил шею, так что хрустнули позвонки.

– Это удобно.

– Если ты хочешь получить ответ, я предлагаю тебе помочь своей сестре найти шнур.

– Всё в порядке, – Рава похлопала рыдающего дядю по плечу, пытаясь его успокоить. – Корделия, сделай же что-нибудь, чтобы дядя Георго пришёл в норму. Тогда он сможет сказать нам, где опись, и мы получим шнур.

Грубый смех, который вырвался у Корделии, поразил Раву горечью.

– Неужели ты ещё не поняла? Я использую его очки VR, чтобы суфлировать ему реплики каждый раз, когда он говорит. Он знает только то, что знаю я, а я не помню, где опись.

– Почему? Почему ты его покрываешь? Докладывай.

Глаза Корделии сверкнули яростью.

– Мой доклад, о Рэнглер, состоит в том, что Георго пошёл бы на утилизацию, если бы семейный совет обнаружил его бесполезность или бесцельность. Я сохраняла его полезным.

– Нет, это я понимаю. Но зачем уберегать его от утилизации? – Рава силилась понять. – Я тоже не хочу туда попадать, но если никто из нас не уходил бы, то корабль был бы переполнен, и мы бы все умирали с голоду. Я имею в виду, что именно вы двое, ты и дядя Георго, научили меня закону сохранения. Так зачем нарушать закон?

Над ней замер Людовико, ожидая ответа. Единственный звук исходил от дяди Георго, который катался по полу, рыдая. Сопли и слёзы стекали по его лицу, он не обращал на них внимания.

Маска уверенности ИИ сползла.

– Я не помню. Я помню только, что важно сохранить ему жизнь и сохранить это в тайне.

– Ну, теперь это уже не секрет, верно? – губы Людовико брезгливо скривились, когда он посмотрел на дядю.

– Я думаю, – Корделия прищурилась, – я думаю, это зависит от того, расскажите ли вы об этом кому-либо или нет. Могу ли я предположить, что какая бы ни была у меня причина, она была достаточно сильной, чтобы обойти моё программирование о законе? Возможно, будет мудро не спешить изменять положение вещей.

Рава колебалась. Она чувствовала какую-то нестыковку. У ИИ были невзламываемые табу, встроенные в неё, которые были даже сильнее, чем рефлексы, вбитые в человека. Корделия вынуждена была подчиняться закону.

– Подожди, – мысль поразила её. – Твои компульсивные побуждения связаны со сводом базовых корабельных законов. Если у тебя нет связи, то откуда ты знаешь, какие сейчас действуют законы?

– У меня есть копия в моём ППЗУ, и она синхронизируется при каждом обновлении.

Что было очень плохо. Рава надеялась на резервный передатчик, на который она могла бы переключиться. Она встряхнула головой, избавляясь от этой слабой надежды.

– Сколько времени у тебя осталось до следующего резервного копирования?