Из воспоминаний жандарма - [68]

, известен мне еще со времени состояния его в должности личного адъютанта в чине поручика в г. Киеве при командире корпуса бароне Таубе; человек без всякого образования, ограниченный, и на вид был замарашкою; две дочери его покушались на самоубийство, одна, бросившись под поезд железной дороги, другая — выстрелом в грудь из револьвера; обе остались живы. По циркулировавшим слухам в обществе, покушение на самоубийство было вызвано романическою историею из-за любви обеими одного лица, по другим же слухам — будто бы знакомством и соотношениями с революционеркою, прибывшею в С.-Петербург из-за границы, Леонтьевою[308], добивавшеюся личного представления императрице Марии Федоровне через Д. Трепова и у которой оказались при обыске разрывные бомбы.

Александр Трепов достиг высшей службы и придворного звания, конечно, не через заслуги, а безусловно через протекцию.

Генерал-адъютант Федор Федорович Трепов болел последние годы своей жизни в Киеве, где и умер. Я его посещал и весьма продолжительно иногда беседовал с ним. Этот человек был большого природного ума, но образования и воспитания не нес в себе, но был человек по душе добрый и всегда готовый выполнить просьбу каждого к нему обратившегося, какого бы он звания, происхождения и народности ни был, и во многом успевал ходатайствами и связями своими в С.-Петербурге.

Многое из своей службы Ф. Ф. Трепов рассказывал мне, и я однажды ему сказал, почему он не составит записок из своей продолжительной службы, каковые были бы весьма ценны для истории; на что он мне ответил отрывисто и коротко, что он «не письменный человек». Говорили, что Трепов в одном слове, состоящем из трех букв, «еще», делал ошибок более числа букв в этом слове, а именно «еще» писал так — «эсчо»[309].

Один из рассказов Ф. Ф. Трепова был настолько интересен, что я его изложу. Рассказ касается бытности его в должности с.-петербургского обер-полицмейстера.

Император Александр II, по словам Трепова, очень ценил его службу и относился к нему всегда при личных докладах милостиво и внимательно. Но вдруг, беспричинно, стал к нему сух и выражал недовольство, причины которого однако долгое время не высказывал ему, что страшно терзало внутренне Трепова, и он решился при докладе спросить императора, что за причины выраженного государем недоверия и недовольства. Государь, находясь в отдалении от него, выразил Трепову, что он был передатчиком императрице сношений и свиданий его с княжною Долгорукою[310]. Это настолько возмутило Трепова, так как сообщение государю об этом было ложно и несправедливо, что он, Трепов, «наступая» на государя, оправдывался энергично и высказал следующее:

— Неужели вы, государь, изволите думать, что вы, выходя из Зимнего дворца по вечерам с приподнятым воротником шинели и следуя по Дворцовой набережной в Мошков переулок в дом Алексеева, при входе к квартиру, освещаемую красным, овальной фигуры темным стеклом, остаетесь незамеченным и неузнаваемым встречающими вас лицами?

Далее Трепов высказал государю, что он по своей должности обязан охранять его жизнь на улицах и знать, где государь находится в столице в каждый момент, а потому государя сопровождают каждый раз его, Трепова, агенты-охранники, которым вручается всецело жизнь государя. После этого и других доводов Трепова, опровергающих дошедшее до сведения государя ложное сведение о докладе и сообщении им императрице, — государь смягчился настолько, что извинился, обнял и поцеловал Трепова, после чего немилости более не выражал при докладах.

При этом Ф. Ф. Трепов рассказал также мне, что он не только знал время посещения государем квартиры г-жи Шебеко в Мошковом переулке в доме Алексеева, у которой жили две сестры княжны Долгорукие, но даже времяпрепровождение государя во всех подробностях. Это обстоятельство меня заинтересовало, и я просил Ф. Ф. Трепова объяснить мне, как он достигал этого. Простым, прямым языком Ф. Ф. Трепов рассказал мне, что в Петербурге жил аристократ, имевший большие придворные связи и входы и знакомства, но прожившийся и нуждавшийся в деньгах, граф Комаровский, которого Трепов взял и склонил на свою сторону деньгами и платил ему 20 тыс. руб. в год и через него все знал, что делается и творится в придворных сферах, что граф Комаровский близок был с названною мадам Шебеко, от которой все знал — и время бытности государя в квартире мадам Шебеко, и то, как проводил время государь в квартире мадам Шебеко, а государь даже не знал, что было так, что рядом с комнатою, в коей находился государь, находился в соседней комнате граф Комаровский вместе с мадам Шебеко, которая обо всем сообщала графу Комаровскому, а последний передавал обо всем Трепову, который об этом государю не доложил, а продолжал пользоваться услугами графа Комаровского за деньги.

О посещении государем квартиры мадам Шебеко и я знал вот из какого случайного источника.

В этом же доме жил, нанимая квартиру, генерал-адъютант М. И. Чертков, у которого был камердинером Трубецкой. Этот Трубецкой, как рассказал мне М. И. Чертков, однажды, придя к нему в кабинет, докладывает, что в этом доме Алексеева бывает в квартире мадам Шебеко, примыкающей почти к квартире Черткова, государь, и что, Трубецкой сказал об этом дворнику дома, на что последний ему ответил: