Из воспоминаний старого эриванца. 1832-1839 гг. - [19]

Эта дружба, начавшись обыкновенно среди офицеров, переходила потом к нижним чинам и благодетельно влияла на укрепление связи между частями войск, на сплочение Кавказской армии в одну тесную семью.

Общность и взаимная поддержка не ограничивались только застольными речами, а переносились и в частную жизнь. Я помню несколько характерных случаев. В одном кавалерийском полку узнали, что командир кунацкой батареи проиграл семнадцать тысяч казенных денег и его бригадный, сухой, пунктуальный формалист-немец, выехал уже на ревизию. Командир кавалерийского полка по тревоге созвал своих офицеров, сообщил им грустную весть о соседе, и тут же все общество единогласно постановило выручить кунака. Через час из штаба выехали два офицера, – один с семнадцатью тысячами к командиру батареи, другой в Тифлис, чтобы вынуть из банка деньги и пополнить занятую из казенного ящика сумму. Через месяц или два артиллерист вернул деньги, получив их из России.

Конечно, тут, собственно говоря, целый ряд правонарушений с точки зрения закона: растрата, заимствование из казенного ящика, покрытие преступления и т. п. Но у кого поднимется рука обвинить людей, что они без всякого ущерба для казны спасли от худа отменно храброго и вполне честного человека, только неосмотрительно поступившего.

Другой случай произошел на моих глазах. Один из молодых, но уже в порядочных чинах «фазанов», – так назывались новички, прилетавшие из России на Кавказ «для ловли счастья и чинов», – позволил себе в застольной беседе отозваться свысока и даже пренебрежительно об одном полке. Сидевший тут же седой капитан, самый старший из нас, встал и сказал своим внушительным басом – Вы, господин штабс-капитан, слишком молоды, чтобы судить о части, знамена которой изрешечены неприятельскими пулями… Это наши закадычные друзья, наши кунаки… Прошу вас отказаться от ваших слов…

Молодой человек заупрямился. Состоялась дуэль, и обидчик был ранен в плечо. Уже потом он имел благородство сознать свою вину и принес извинения.

Вот этим куначеством и пренебрег князь Дадиани, нисколько не дорожа теми традициями, которые исторически сложились в быте кавказских войск. Ему, как пришельцу, может быть, были смешны эти сантиментальные обычаи, но они были дороги всякому старому кавказцу, скрашивая суровую обстановку и даже несколько поэтизируя ее… В командование Дадиани Эриванцы потеряли многих кунаков, и впоследствии мне пришлось участвовать во многих пирах в честь возобновления «прерванной» дружбы…

Главнокомандующий на Кавказе генерал барон Г. Розен

А между тем Дадиани был, в сущности, совсем не злой, очень мягкий, доброжелательный человек, но только податливый на всякое стороннее, большей частью скверное влияние. Правду Клинишенко говорил: «Ему ротой, а не полком командовать». Он не мог вместить в себя всю огромную власть, сопряженную со званием командира полка, и делал то явные послабления, то вопиющие превышения. И при этом умел особенно резко вызвать неприязнь во всех окружающих и в начальниках.

Мне удавалось видеть его иногда мирно, добродушно беседовавшим со своими домашними, но как только показывался кто-нибудь из офицеров, не из числа приближенных, он мгновенно преображался, принимал небрежную позу, тон его становился резким, властным. Многие говорили, что он имитировал в этом случае своего бывшего начальника князя Паскевича, вообще не отличавшегося приветливостью.

Все эти отрицательные качества особенно усилились после его женитьбы в 1834 году на дочери барона Розена Лидии Григорьевне. Это близкое родство с главным начальником края придало особенную смелость его действиям. И без того надменный, теперь он стал положительно неприступен, окружив себя штатом льстецов, чаявших поживиться милостями сильного человека. Злым его гением был адъютант поручик 3-в.

Можно с некоторой вероятностью предположить, что, насытившись властью, Дадиани со временем сгладил бы шероховатости своего характера и из него мог выйти сносный начальник; по крайней мере, у него были к этому задатки, в виде сознания в излишней своей резкости, в желании улучшить свои отношения к офицерам и т. п. Это я могу утвердительно сказать, потому что, как я объясню ниже, мне пришлось стать довольно близко к самому Дадиани и к его семье. Но, повторяю, гибельное влияние некоторых лиц влекло его совсем не на путь исправления.

Дело в том, что денежные дела его совершенно расстроились. Нужно думать, что приданое за женой было небольшое, так как, по слухам, барон Розен лично ничего не имел, кроме содержания. Расходы же князя, особенно с женитьбой, увеличились значительно, и вот тогда-то поручик 3-в явился со своим предложением взять наряд на поставки провианта в свой же полк. Князь вначале колебался и за советом обратился к своей теще баронессе Розен (урожденной графине Зубовой). В ней он встретил большую поддержку и даже содействие. Справочные цены, благодаря ее сильному влиянию, поднялись чрезвычайно и подряд остался за князем. Предприятие обещало громадные выгоды. Поручик 3-в и штабс-капитан Несмачный (произведенный в офицеры из гвардейских фельдфебелей) деятельно принялись за организацию хозяйства, задуманного на самых широких началах.