Из воспоминаний сельского ветеринара - [178]

— Там, где мы оперируем рубец, а? Но только чуть ниже, верно?

Я принялся состригать волосы широкой полосой на протяжении фута. Чтобы извлечь теленка, отверстие понадобится порядочное! Затем я быстро анестезировал операционное поле.

Теперь мы в подобных случаях ограничиваемся местной анестезией, и, пока длится операция, корова спокойно лежит на боку, а то даже и стоит. Она просто ничего не чувствует. Однако кое-какими своими сединами я обязан двум-трем норовистым коровам, которые в самый разгар операции вдруг вскакивали и бросались прочь, а я мчался рядом, стараясь не допустить, чтобы их внутренние органы вывалились наружу.

Но все это еще мне предстояло. А в этот, первый, раз у меня ничего подобного и в мыслях не было. Я рассек кожу, мышечный слой, брюшину, и в разрез выпучилось нечто бело-розовое.

Я потыкал пальцем и ощутил внутри что-то твердое. Неужели теленок?

— Что это? — прошипел я.

— Э? — Норман, стоявший на коленях рядом со мной, нервно подпрыгнул. — Я не понял…

— Ну, это! Рубец или матка? По положению тут вполне может быть матка.

Студент судорожно сглотнул.

— Да… да… матка. Конечно, она.

— Отлично. — Я даже улыбнулся от облегчения и смело сделал разрез. Из-под скальпеля выполз плотный ком пережеванной травы, с шумом вырвались газы и брызнула бурая жидкость.

— Черт! — взвыл я. — Это же рубец! Господи боже ты мой! — Грязный вал перекатился в брюшную полость и скрылся из виду. Я не сумел сдержать стона. — Что это за штучки, Норман, черт вас дери?

Я почувствовал, что он трясется, как в ознобе.

— Да пошевеливайтесь же! — рявкнул я. — Давайте иглу. Живей, живей!

Норман вскочил, кинулся к импровизированному столику, вернулся и трясущимися пальцами подал мне иглу с длинным шлейфом кетгута. Я молча зашил разрез, который сделал не в том органе. Во рту у меня пересохло. Потом мы вдвоем схватили ватные тампоны, чтобы убрать содержимое желудка из брюшной полости, но значительная его часть уже стекла туда, куда мы не могли добраться. Массированное загрязнение!

Когда мы сделали все, что было в наших силах, я выпрямился, посмотрел на студента и с трудом прохрипел:

— Я думал, вы эти операции знаете как свои пять пальцев.

— В клинике их делают довольно часто… — Глаза у него были испуганные.

Я ответил ему свирепым взглядом.

— Вы-то сколько кесаревых сечений видели?

— Ну… э… по правде сказать, одно.

— Одно! А рассуждали, как специалист. Но пусть и одно, что-то ведь вы же должны о них знать?

— Дело в том… — Колени Нормана заерзали по булыжнику. — Видите ли… Я сидел в самом заднем ряду.

Мне удалось придать своему хрипу саркастический оттенок:

— А-а! Так что толком ничего не разглядели? Так?

— Почти. — Он уныло поник головой.

— Щенок! — шепнул я злобно. — Дает указания, а сам ни черта не знает. Да ты понимаешь, что убил эту прекрасную корову? Перитонит ей обеспечен, и она сдохнет. Единственно, что мы еще можем, — это извлечь теленка живым. — Я заставил себя отвести взгляд от его растерянного лица. — Ну давай продолжать.

Если не считать моего первого вскрика, весь разговор велся пианиссимо, и мистер Бушелл только вопросительно на нас поглядывал.

Я улыбнулся ему — ободряющей улыбкой, как мне хотелось верить, — и повернулся к корове. Извлечь теленка живым! Легко сказать, но вот сделать? Мне скоро стало ясно, что извлечь его даже мертвым — задача чудовищная. Я погрузил руку поглубже под, как мне теперь было известно, рубцовый отдел желудка и наткнулся на гладкий мышечный орган, лежащий на брюшной стенке. В нем находилось что-то огромное, твердое и неподвижное, точно мешок с углем.

Я продолжал исследование и нащупал характерные очертания заплюсны, упершейся в скользкую стенку. Да, бесспорно, теленок, но как же до него далеко!

Я вытащил руку и вновь уставился на Нормана.

— Но из вашего заднего ряда, — осведомился я со жгучей иронией, — вы все-таки, может быть, изволили заметить, что делают дальше?

— Дальше? А, да-да! — Он облизнул губы, и я вдруг обнаружил, что лоб у него весь в бисеринках пота. — Необходимо экстрагировать матку.

— Экстрагировать?! Приподнять к разрезу, что ли?

— Да-да.

— Господи! Да это никакому геркулесу не под силу! Мне ее ни на йоту не удалось сдвинуть. Вот сами попробуйте!

Студент, который разделся и намылился одновременно со мной, покорно запустил руку в разрез, и минуту я любовался, как он натужно багровеет. Потом он смущенно кивнул.

— Вы правы. Ни в какую.

— Остается одно! — Я схватил скальпель. — Сделаю разрез у заплюсны и ухвачу за нее.

Орудовать скальпелем вслепую, погрузив руку по плечо в темные коровьи недра и высунув язык от напряжения, — что может быть кошмарнее? Меня леденила мысль, как бы ненароком не полоснуть по чему-нибудь жизненно важному, но, к счастью, примериваясь к бугру над заплюсной, я лишь раз-другой порезал собственные пальцы. И несколько секунд спустя уже ухватил волосатую ногу. Уф-ф! Все-таки зацепка.

Осторожно, дюйм за дюймом, я расширил разрез. Ну авось, он теперь достаточно широк. Но когда работаешь на ощупь, никакой уверенности быть не может. В том-то и весь ужас.

Однако мне не терпелось извлечь теленка на свет. Отложив скальпель, я вновь взялся за ногу, попробовал ее приподнять и тут же убедился, что с кошмарами еще далеко не покончено. Тяжелым теленок оказался неимоверно, и, чтобы его вытащить, требовались очень мощные руки. Теперь в таких случаях у меня всегда рядом наготове какой-нибудь дюжий парень, раздетый, с обеззараженной по плечо рукой, но тогда в моем распоряжении был только Норман.