Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I - [42]

Вспоминоется мнѣ, какъ пошелъ я на послѣдній свой экзаменъ по международному праву, для подготовки къ которому были даны всего лишь однѣ сутки, а курсъ былъ довольно объемистый. За мѣсяцъ сверхсильной умственной работы голова и весь мой организмъ настолько устали и ослабли, что я, взявшись за курсъ гр. Комаровскаго, почувствовалъ чисто физическую невозможность его, хотя бы бѣгло, пробѣжать. Всѣ предшествовашіе экзамены прошли у меня болѣе, чѣмъ благополучно — по всѣмъ предметамъ я получилъ въ государственной комиссіи оцѣнку: „весьма удовлетворительно” ¹ и имѣлъ два т. н. „особыхъ зачета” по уголовному и церковному праву, для полученія же диплома необходимо было имѣть не менѣе двухъ такихъ „особыхъ” зачетовъ.

Рѣшивъ окончательно себя не надрывать, я залегъ спать, благодаря чему, послѣ отдыха, я смогъ поздно вечеромъ перелистать курсъ, а утромъ повторилъ и хорошенько запомнилъ особую сдѣланную мною выписку тѣхъ иностранныхъ изрѣченій, на которыя такъ падокъ былъ гр. Комаровскій. Въ результатѣ, послѣдній экзаменъ былъ мною тоже сданъ не только благополучно, но сверхъ ожиданія, даже съ особымъ зачетомъ, третьимъ по счету... Удачная вставка одной любимой профессоромъ французской цитаты довершила мой тріумфъ.

Свершилось, наконецъ, великое для меня событіе — я благополучно сдалъ всѣ государственные экзамены, и съ чувствомъ величайшей радости и счастья покинулъ въ послѣдній разъ зданіе Историческаго Музея, гдѣ засѣдала наша испытательная комиссія. Вмѣстѣ съ Островскимъ, сыномъ писателя, съ которымъ мы экзаменовались все время въ одной группѣ, прошли прямо къ внизу расположенной часовнѣ Иверской Божьей Матери, чтобы горячо поблагодарить Владычицу за ея помощь и ниспосланное счастье. Надо сказать, что передъ каждымъ экзаменомъ я заходилъ къ Иверской и ставилъ свѣчку къ чудотворной иконѣ.

Письменная моя диссертація: „Объ Уголовной давности” оказалось тоже удачной, такъ что дипломъ первой степени былъ для меня обезпеченъ.

Черезъ сутки я сидѣлъ въ Нижнемъ на пароходѣ, спѣша въ родное Головкино.

18

Мечты мои о дальнѣйшей жизненной карьерѣ были разныя: съ одной стороны, меня чрезвычайно увлекала сама наука, въ частности, — уголовное право. По этому поводу, послѣ удачнаго моего отвѣта на государственныхъ испытаніяхъ и полученія по этому предмету особаго зачета, произошелъ у меня серьезный разговоръ съ профессоромъ Колоколовымъ. Рисовалась далекая перспектива профессуры, съ предварительнымъ командированіемъ меня для довершенія моего спеціальнаго образованія заграницу. Съ другой стороны, будучи на послѣднемъ курсѣ университета, я познакомился въ радушной семьѣ кн. Сергѣя Ивановича Урусова съ братомъ его кн. Александромъ Ивановичемъ — извѣстнымъ присяжнымъ повѣреннымъ того времени, человѣкомъ блестящаго, увлекающаго краснорѣчія и огромнаго темперамента, который произвелъ на меня чрезвычайно сильное впечатлѣніе. Съ своей стороны, онъ убѣждалъ меня пойти по пути адвокатуры, лэрячо и искренне отстаивая свою точку зрѣнія на свою профессію, какъ на наилучшій способъ проявленія добра сзоему ближнему и какъ на единственную работу, дающую наиболѣе удовлетвореніе и смыслъ человѣческой жизни.

Сѣмя, брошенное Урусовымъ, глубоко запало въ мое юное отзывчивое сердце, и у меня возникла мысль, по его же совѣту, временно зачислить себя кандидатомъ на судебную должность при Прокурорѣ Московской Судебной Палаты. Въ то время должность эту занималъ Николай Валеріановичъ Муравьевъ, впослѣдствіи Министръ Юстиціи, съ тѣмъ, чтобы устроившись и отбывъ воинскую повинность, затѣмъ перейти къ кн. Александру Ивановичу въ помощники.

Всему этому не суждено было осуществиться по причинамъ, о которыхъ я въ свое время скажу, а пока вернусь къ воспоминаніямъ, связаннымъ съ моей личной студенческой жизнью въ Москвѣ, ея домашней и внѣучебной обстановкой.

За рѣдкимъ исключеніемъ наѣздовъ къ намъ отца, мы жили съ мамой одни вдвоемъ.

Любимымъ удовольствіемъ ея было посѣщеніе оперы, драмы и концертовъ, и въ этомъ отношеніи не могу не вспомнить тѣхъ услугъ, которыя всегда оказывалъ ей мой милый другъ Володя Варламовъ, предлагавшій и достававшій все наиболѣе для нея интересное въ смыслѣ выбора музыкальныхъ представленій и театральныхъ зрѣлищъ.

Дома имѣлся у насъ всегда инструментъ — отличное прокатное піанино, за которое мало-по-малу выздоравливавшая мама садилась все чаще, доставляя мнѣ своей вдумчивой игрой величайшее наслажденіе.

Надо сказать, что съ момента переѣзда нашего въ Москву, я скрипку забросилъ, лишь изрѣдка, подъ аккомпаниментъ мамы, играя нѣкоторыя былыя излюбленныя свои вещи. Случилось это вотъ почему: еще въ Симбирскѣ, когда я былъ въ послѣднемъ классѣ гимназіи, къ намъ въ домъ, по приглашенію моихъ родителей, пришли однажды два оперныхъ артиста. Оба они участвовали въ Казанской труппѣ, которая временно пріѣхала на нѣсколько гастрольныхъ представленій въ симбирскій театръ. Одинъ изъ нихъ былъ популярный тогда теноръ Петръ Ѳеофиловичъ Давыдовъ, прекрасный Ленскій, а другой, не менѣе извѣстный провинціальный пѣвецъ, — баритонъ Николай Владиміровичъ Унковскій, великолѣпный „Демонъ”.