Из современной английской новеллы - [20]

— Я пришлю тебе открытку, Мариза. С видом Флоренции. В прошлом году я ведь прислал, верно? Я всегда держу свои обещания. Она у тебя цела? Вид на Понте-Веккьо.

И в другой раз:

— Значит, скоро мы скажем друг другу arrivederci до следующего года. До следующего, и до следующего, и до следующего. Прекрасный остров Эльба. Самый simpatica остров Италии. Уж наверное, в Англии нет таких островов, как Эльба.

Утром в день их отъезда я по дороге на пляж увидел Ансельмо. Он косил высокую траву на лугу над дорогой. Его руки двигались в неторопливом, размеренном ритме, в свист косы вплетался пронзительный стрекот кузнечиков. Заметив меня, он повернул свое круглое красное лицо и улыбнулся бесхитростной, почти беззащитной улыбкой.

— Значит, они сегодня уезжают, — сказал я.

— Meno male. Слава богу.

— Ну и как, расплатились?

Он снова пожал плечами.

— Посмотрим.

Кавадзути уже сидел на пляже.

— Ah, buon giorno, buon giorno[8], — сказал он, приветственно протягивая мне худые руки. — Мы здороваемся в последний раз. После ужина мы уедем в Портоферрайо, чтобы успеть на первый утренний пароход. Возвращаемся во Флоренцию, самый красивый город на свете.

— Buon viaggio[9]

За обедом он был весело лиричен, за ужином — лихорадочно болтлив, Ансельмо и его жена, наоборот, хранили полное молчание. Один раз синьора поглядела на меня и покачала головой, но и в этой безучастности все-таки прятался отзвук смеха. А когда Кавадзути принялся настраивать свой транзистор, на меня посмотрел Ансельмо и тоже покачал головой, но медленно и угрюмо.

— Ну, — сказал Кавадзути, — все готово?

Его жена поглядела на него стеклянным взглядом и кивнула.

— Tutto pronto[10], — сказал сын.

— В десять придет машина, — сказал Кавадзути. — В половине одиннадцатого мы сядем в автобус и — arrivederci, Elba.

Синьора засмеялась, Ансельмо отчужденно и мрачно молчал.

— Ваше общество было мне очень приятно, благодарю вас, — сказал Кавадзути мне, — Я был очень рад познакомиться с англичанином. Шекспир и Данте!

Я в свою очередь поблагодарил его.

Он налил себе еще вина и начал потчевать нас одним многословным тостом за другим. В первый раз Ансельмо выпил, но потом только слегка наклонял стакан и сразу ставил его на стол. Его уныние возрастало прямо пропорционально веселому возбуждению Кавадзути. Раза два синьора поглядывала на мужа, а потом даже потрогала за плечо и что-то спросила шепотом, но он ничего не ответил.

Наконец Кавадзути поглядел на часы.

— Уже десять! — сказал он. — Сейчас придет машина. — Он встал из-за стола.

Ансельмо тоже встал и нагнал его у двери.

— Momento, eh?[11] Мне надо с вами поговорить.

Я услышал, как закрылась дверь — по-видимому, дверь спальни, затем заговорил Кавадзути, повысив голос, что-то доказывая, перебивая робкое бормотание Ансельмо.

Мы все молча смотрели на дверь. Франко уперся ладонями в стол, точно готовясь броситься на помощь отцу. Глаза у него испуганно расширились. Даже его мать вдруг ненадолго словно очнулась, широкое смуглое лицо синьоры Ансельмо было настороженным, но непроницаемым, однако уже то, что она перестала смеяться, указывало на внутреннюю тревогу.

Кавадзути повысил голос настолько, что можно было разобрать слова:

— Это неправда. Я солидный человек! Если вы мне не доверяете…

Ансельмо что-то негромко пробормотал.

— В таком случае мы больше не приедем. Ноги нашей здесь больше не будет. Вы меня оскорбляете!

Дверь спальни со стуком распахнулась, в столовую вбежал Кавадзути. Ансельмо шел за ним и глухо говорил:

— Вы бы меня выслушали…

— Ничего не желаю слушать! — закричал Кавадзути и обернулся к нам, точно к присяжным. — Он оскорбил меня! Назвал мошенником! Я мог бы привлечь его за это к суду! Я всегда плачу то, что я должен! Спросите кого угодно. Любого человека во Флоренции.

— Ну так заплатите, — сказала синьора улыбаясь. — Вы нам должны, вы нам заплатите, и все довольны.

— В чем дело? В чем дело? — спросил Франко, а его мать открыла рот, точно сонная рыба, и произнесла:

— Calma, calma![12]

— Ма niente calma![13] — крикнул Кавадзути. — Как можно стерпеть, когда тебя оскорбляют! Разве я не платил вам каждый год? Ну да, ну да — в прошлом году, всего за неделю. Если бы у вас был счет в банке, я бы прислал вам чек.

— Va bene[14], — сказала синьора, — но продукты стоят денег. Мы люди небогатые, а лавочник не будет ждать год.

— Не говорите со мной, как с идиотом! Конечно, продукты стоят денег! — Он ухватил меня за плечо. — Пусть скажет синьор, он англичанин. А англичане — справедливые люди. Я una persona seria[15] или нет?

— Вы всегда так говорили.

— Ну вот! А он — англичанин. Разве я виноват, что мой друг не заплатил? Я убеждал его, настаивал. Я всегда считал, что он такой же честный человек, как я сам.

— Allora, — сказал Ансельмо, — paga о non paga? Вы заплатите или нет? — Жена положила широкую загорелую руку ему на локоть, словно удерживая. Тут я увидел, что руки у него сжаты в кулаки, а уголок рта подергивается.

— Заплачу ли я? — сказал Кавадзути. — Конечно, заплачу. Раз вы мне не доверяете, я заплачу сейчас же. Я заставлю вас устыдиться.

— Calma, calma, — сказала его жена.

— Macche calma!