Из Роттердама в Копенгаген на борту паровой яхты «Сен-Мишель» - [10]

Пора уже было кричать «Спасайся, кто может!», когда поступило объяснение этого странного явления.

Простодушный Томас Пиркоп приближался к нам с ревом:

— The comet! The comet! What a fine comet![50]

— Слишком поздно! — ответили мы с ощущением счастливчиков, собирающихся взять реванш. — Слишком поздно, чрезвычайно поздно для джентльмена, обладающего таким острым зрением и такой замечательной подзорной трубой… Можете повеситься, бравый Пиркоп, мы увидели комету раньше вас!

Он не повесился, но развернулся и как-то жалко удалился, опустив глаза и слегка разозлившись на наше подтрунивание.

Но прошло совсем немного времени, и мы услышали его истошный крик:

— Юнга, стакан водки! Полный до краев!

Выражение «полный до краев» выдавало заметный прогресс в изучении французского языка, а кроме того, настоятельную необходимость утешиться, что и вернуло бравому лоцману его обычное хорошее настроение.

XI

На следующий день, 19 июня, в шесть утра «Сен-Мишель» оказался у входа в Зунд[51]. Был полный штиль. Ни одного дуновения ветерка, ни одной морщины на поверхности моря. Сотни чаек с веселыми криками носились в воздухе, задевая крыльями спокойную воду. Огромное количество парусных судов стояло на якоре, ожидая ветра, чтобы отправиться в дорогу. Множество пароходов, исчертивших горизонт широкими султанами дыма, напоминало о близости крупного торгового порта.

Около десяти из тумана начал вырисовываться Копенгаген с его колокольнями, парками и мачтами кораблей, стоявших на якорях в гавани. «Сен-Мишель» находился от города на расстоянии десяти-двенадцати миль.

В этом месте глубина Зунда не превышает трех-четырех саженей. Крупные торговые суда и военные корабли, идущие из Северного моря в Балтийское или vice versa[52], не могут преодолеть такие мелкие воды и вынуждены огибать остров Зеландия, направляясь через Большой или Малый Бельты.

Море здесь такое прозрачное, что можно легко рассмотреть дно. Поля морских водорослей образуют темно-зеленый ковер, на фоне которого выделяются более светлые молодые побеги. Нет более завораживающего занятия, чем следить, перегнувшись через фальшборт, за игрой света над морской растительностью, то светлеющей, то темнеющей — в зависимости от глубины. Иногда рыба, испуганная внезапным появлением нашей яхты, бросается прочь, посверкивая чешуей в темных глубинах, где надеется найти укрытие. В какие-то моменты казалось, что под килем яхты так мало воды, что судно непременно врежется в песок, но это была только иллюзия, порожденная ее прозрачностью.

Между тем яхта быстро приближалась к порту; вскоре за кормой остались укрепленные островки, защищающие рейд, и батареи настильного огня в цитадели Трекронер. Отсалютовав флагом датскому адмиральскому фрегату, стоявшему на рейде, «Сен-Мишель» около полудня ошвартовался в торговом порту, перед военной гаванью, среди многочисленных пароходиков, перевозящих пассажиров в различные пункты датского и шведского побережья.

XII

На этом месте «Сен-Мишель», доступный для многочисленных посетителей, оставался в течение восьми дней. Несомненно, датчане впервые видели, как флаг французской яхты развевается над балтийским проливом, делящим город на две части. На борт то и дело поднимались журналисты, сообщавшие нам интересные сведения о стране, ее обычаях, гражданских и политических свободах, доведенных в Дании до абсолюта.

С другой стороны, в то время, когда мы не находились на суше, трудно было бы заскучать хоть на минуту — настолько велико было движение в порту: пароходы для перевозки пассажиров в любую точку датского, шведского или норвежского побережья, торговые корабли, входившие в порт либо под всеми парусами, либо следом за маленькими, но очень мощными буксирами, почтовые суда, чьи колокола объявляли об отходе в любой час дня или ночи. Столь отлаженное судоходство просто радовало глаз.

Не задаюсь целью описать копенгагенские музеи, как не делал этого в Роттердаме, Амстердаме, Гааге. Пусть другие авторы, поболее меня весом, делают это. Здесь нужно перо куда ученее моего, чтобы рассказать читателю о чудесах, содержащихся в Этнографическом музее — единственной в мире коллекции китайских, японских, американских, индейских и гренландских диковинок — и в Музее памятников северной старины[53], в музее Росенборга[54], где отражена история драгоценных украшений, оружия, мебели, ковров начиная с того времени, как ими перестала заниматься историческая наука, и в музее Торвальдсена[55], обширном траурном здании в этрусском стиле, где собраны все работы великого датского скульптора.

В этом кратком очерке я попытался уделить больше внимания малоизвестным местностям, в частности Вильгельмсхафену, Айдерскому каналу и Кильской бухте.

Ограничусь поэтому сообщением, что во время посещений Музея памятников северной старины и музея в Росенборге нас сопровождал камергер Ворсё, бывший министр народного просвещения Дании, истинный создатель упомянутых чудесных собраний. Этот знаток любезно предоставил себя в наше распоряжение, желая показать нам художественные сокровища, которые он собирал и классифицировал с усердием человека, страстно увлеченного наукой. Его исчерпывающие пояснения придали нашему посещению залов музея, отделанных в стиле, присущем экспонатам, — от Возрождения до Реставрации