Из рода Караевых - [14]

— Димочка, не спорьте! Еще привяжется какой-нибудь дракон-службист. Он ему такой Каял покажет! Поди доказывай!

— Гриша прав, — вмешался Андрей Каспарович. — Время опасное, лучше быть в военном… Гришенька, потом зайди ко мне.

Тяжело ступая, он ушел к себе. Игорь принес из прихожей свою фуражку и шинель.

Гриша отцепил гимназический герб с фуражки, потом перочинным ножиком осторожно срезал синие форменные петлицы с воротника шинели.

— Юра, у вас, кажется, была кокарда? — спросил он кадета.

Балкович достал из кармана галифе новенькую солдатскую кокарду, подал Грише. Тот ловко прикрепил ее к фуражке и надел картуз на голову Игоря.

— Хорош! Доброволец хоть куда!.. Так и быть, я пожертвую вам свои старые погоны. Они, правда, солдатские, но, как говорил Наполеон, каждый солдат носит в своем походном ранце жезл маршала. Не унывайте, Игорек! У вас все впереди! Глаша! — приказал он вошедшей горничной. — Идемте со мной, пришьете погоны Игорю Сергеевичу.

Он вышел из столовой вместе с горничной, и сейчас же из коридора донесся взвизг и умоляющий Глашин голос:

— Опять вы за свое, Григорий Андреевич!.. Не пойду, если будете приставать! Честное слово, не пойду!..

И вот Игорь «обмундирован». На голове — гимназическая старая фуражка с новенькой солдатской кокардой. Шинель с черными марковскими погонами до невозможности перетянута в талии офицерским отцовским ремнем, который пожертвовал Игорю Дима. Сбоку на ремне висит тоже отцовская тупая — докторская! — шашка. На сапоги нацеплены большие неудобные шпоры. В руке — плетка.

На шашке и шпорах настоял Гриша Чистов, плетку дал Игорю Юрий Балкович. «Бедные вольноперы» уверяли его, что теперь он абсолютно похож на лихого конного разведчика. Наряжая, его, они переглядывались и кусали губы, чтобы не расхохотаться, но Игорь всего этого не замечал. К тому же он очень понравился себе в погонах. Ох эти погоны — черно-красные корниловские, малиновые дроздовские, черные марковские, голубые алексеевские! Какой дьявол вас придумал? Сколько горячих, безрассудных мальчишеских голов вы погубили!

9. БАТАЙСК

Пожилые обозные солдаты в рваных шинелях и облезлых полушубках — кто в черных погонах по форме, а кто и вовсе без погон — суетились в глубине большого городского двора.

Они запрягали в крестьянские телеги шелудивых измученных лошаденок, реквизированных еще в курских и орловских деревнях и дотопавших до Ростова, таскали и укладывали ящики, чемоданы, какие-то узлы.

Тоскливое ржанье, крик, обязательная в таких случаях надсадная матерная брань.

— Авдюхин! Куда смотришь, кривая харя!

— Виноват! Отойдите, ваше высокородие, как бы не зашибить! На себя бери, на себя!.. Стой!.. Заходи!.. Стой, холера тебя задави!

— Чижолый, сволочь! Что в ём такое?

— Дерьмо!

— А может, золото?

— Хоть бы и так! Все равно тебе не достанется. Не рассчитывай!

— Я рассчитываю, где бы мне сальца добыть пожрать!

— У Буденного попроси, он тебе даст сальца, снохачу вшивому!

Всей этой какофонией дирижировал пожилой подполковник Курсовский, командир марковского обоза. Он был невелик ростом, с жидкой бороденкой на морщинистом, растерянном лице.

Подполковник пыжился, выставляя грудь колесом, и всячески старался казаться бравым отцом-командиром: то кричал на обозников плачущим фальцетом, матерясь изобретательно и длинно, то вдруг, срываясь, придерживая рукой шашку, бежал, мелко семеня, в другой угол двора, чтобы и там визгливо распечь кого-то. Однако ничего бравого, командирского в подполковнике не было, походил он больше на деревенского дьячка, надевшего офицерскую форму.

— Наш Берендей в своем репертуаре, — сказал Гриша Чистов Балковичу.

Кадет усмехнулся:

— Двужильный старикан! Идемте, однако, господа, доложимся.

Вольноперы и Игорь подошли к подполковнику, вытянулись, отдали честь.

— Здравия желаю, господин подполковник! — обаятельно улыбаясь, молодецки выкрикнул Гриша. — Прибыли в ваше распоряжение!

— Очень рад, господа, очень рад! — ответно козырнув, сказал подполковник Курсовский и пожал каждому руку. Юрию Балковичу — почтительно. Его красноватые, стариковски незлобивые глаза с короткими белыми ресничками слезились от ветра. На кончике озябшего носа висела мутная капля. — А вы, молодой человек, откуда? — спросил он Игоря, с удивлением оглядывая его с ног до головы.

Удивляться было чему: гимназическая фуражка на голове, а за поясом кавалерийская плетка, на сапогах — огромные, вроде как бы рыцарские шпоры, а в руке вполне современный клетчатый саквояж.

Гриша Чистов поспешил прийти на помощь смущенному Игорю:

— А разве Александр Николаевич вам ничего не говорил, господин подполковник? Это Игорь Ступин, сын доктора Ступина. Он с нами до Каяла.

— Да, да, да! — спохватился подполковник. — Милости прошу!.. Однако как вы… это самое… расфуфырились, молодой человек!.. Вещички ваши, господа, можете сложить вон на ту подводу. Белый меринок — видите?.. Пока вы свободны. Но отлучаться со двора не рекомендую. Анохин! — заорал он вдруг своим плачущим бабьим фальцетом. — Не туда патроны грузишь! Вот я тебе сейчас набью морду, беспамятная твоя башка! — И, подхватив шашку, засеменил в глубину двора.