Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936 - [189]
Нота от 17 апреля была единогласно одобрена советом министров.
Ни на единое мгновение у меня не возникало чувства, что Францию «можно упрекнуть в срыве конференции» и что она позволила Гитлеру перевооружаться. Он перевооружался без нашего разрешения. Не могло быть и речи о том, чтобы навязать ему контроль по международной конвенции, от участия в которой он уже уклонился. Контрольный орган? Какой? Кто мог обеспечить этот контроль?
«Нота от 17 апреля, – пишет Франсуа-Понсэ, – имела, во всяком случае, тот недостаток, что она выставляла нас в качестве виновников провала конференции, в то время как истинным виновником был гитлеровский режим». Конференция? Германия ушла с нее. 27 апреля в Берлине выступил Нейрат, который подчеркнул добрую волю рейха, противопоставив ее непримиримости Франции, но, отмечал Франсуа-Понсэ, в этом же выступлении «он утверждал, что независимо от результатов начатых, переговоров Германия уже приступила к созданию своей новой армии». Следовательно, сам Нейрат оправдывал нас. 18 апреля я принял Титулеску; он энергично поддерживал французскую ноту и мою идею сближения с Россией, что, по моему убеждению, должно было явиться необходимым завершением событий. По этому поводу он сообщил мне о враждебной позиции царя Бориса по отношению к Франции. «Имеется два опасных интернационала, – сказал он шутя, – интернационал международных спальных вагонов и интернационал королей». В Англии «Дейли экспресс» от 14 апреля опубликовала весьма интересную статью, доказывавшую, что Германия создает армию в 4 миллиона человек. В ней говорилось об организации трудовых лагерей, на которые рейх выделял ежегодно 15 миллионов фунтов стерлингов по статье «Общаяфинансовая администрация». В экзаменационную программу этих лагерей включены стрельба из мелкокалиберкой винтовки, строевая подготовка, топография, полевые занятия. 4 миллиона молодых людей проходят эту подготовку. 13 миллионов фунтов стерлингов были выделены на реорганизацию ПВО и на создание специального комиссариата авиации. 17 апреля Бенеш прислал мне из Праги тревожное письмо.
Что касается меня, то я принял окончательное решение. Замечательные доклады Франсуа-Понсэ очень помогли мне в этом. 19 числа на заседании совета министров Петен, которому была известна моя точка зрения, ознакомил меня с докладом полковника Мандра, нашего военного атташе в Москве, исключительно благоприятно отзывавшегося о Красной Армии и определенно высказывавшегося за франко-русское сближение. Сообщенные им сведения соответствовали моим впечатлениям от прошлогоднего пребывания в Советском Союзе. Розенберг, с которым я встретился 21 числа, явно одобряет французскую ноту; он очень доволен результатами своих последних переговоров с Барту. Я стараюсь как можно лучше разобраться в создавшемся положении. Гитлер принял решение; он уже полным ходом осуществляет свою программу; его маневры – лишь хитрость и ложь. Именно с помощью России Великобритания и Франция должны стремиться обеспечить безопасность малых государств Европы и свою собственную. Немой язык карты убедительнее всяких слов.
Бенеш пишет мне из Праги 17 апреля 1934 года:
«Мне не удалось повидаться с вами во время моего недолгого пребывания в Париже, когда я возвращался из Лондона в марте месяце. Я мог бы рассказать вам об определенной эволюции умов в Англии, эволюции, которая с той поры в значительной степени усилилась. Но тем не менее я не знаю, достаточно ли этого, чтобы мы допустили возможность перевооружения Германии. Все, что я видел в Женеве, свидетельствует скорее о том, что англичане все еще колеблются и что потребуется еще много усилий, чтобы убедить их занять правильную позицию. Наше сражение в Центральной Европе продолжается. Аншлюс в данный момент провалился; агитация, конечно, возобновится; но сейчас поражение первой крупной попытки Гитлера неоспоримо. Я внимательно слежу за последними маневрами итальянцев и вместе с Парижем буду всеми силами стремиться направить все по верному пути; и в конечном итоге, несмотря на трудности, я надеюсь, что можно будет избежать серьезных событий. Но сражение будет упорным. Положение демократии в Центральной Европе плачевно. Наша «Splendid isolation» («блестящая изоляция») среди диктаторов полностью завершена. Положение это весьма неудобно. Но мы не уступим; я продолжаю идти своим путем и в этом отношении в общем спокоен. Мы еще будем свидетелями, и, возможно, раньше, чем некоторые думают, лучших дней для демократов.
