Из мрака - [53]

— Разве ты сегодня опять уезжаешь?

Инженер Дютруа сердито рванул золотистую ягодку, отозвался раздражённо:

— Диночка! Но посуди же сама… Ну как же я могу не поехать? Через неделю комиссия, необходимо повидаться с Панкхорстом, с де Росси, с де Куланжем…

— Чего же ты так волнуешься? Я только спросила. Я вовсе не собираюсь отрывать тебя от дел.

Инженер молчал, но почему-то особенно пристально, вызывающе даже, разглядывал бритое лицо заведующего конторой. Хозяйка сказала нерешительно, после долгого молчания:

— Но… разве ты не можешь отложить поездку, ну, хоть до завтра!.. Мне бы так хотелось вместе на озеро. Одна я не поеду… пусть они, молодёжь.

Инженер Дютруа раздражённо смял и швырнул на стол салфетку, с усилием сдержался, ответил, стараясь придать особую мягкость напряжённому голосу:

— Диночка! Милая… Ты приводишь меня прямо в отчаяние. Ведь ты знаешь, как мне самому хотелось бы отдохнуть с тобой воскресенье. Но что же мне делать? Ведь теперь безумная спешка. Ну, спроси их… Вот погоди, примет комиссия постройку, тогда я носа из дому не покажу. Ну, будь же умницей, не капризничай.

И снова хозяин облил странным вызывающим взглядом Серебрякова, даже не поднявшего глаз от тарелки.

И сразу у всех упало настроение.

Студенты вспомнили — не приняты рамы от столяров. Торопливо поблагодарили, быстро исчезли среди тёмно-розовых колонн соснового бора.

Немногим дольше просидел Серебряков.

С галантностью столичного репортёра приложился к ручке хозяйки, направился по просеке, в контору. За ним поспешил и хозяин. Нагнал, подхватил под руку, и с веранды было видно, как взволнованно, быстро говорил, наклоняясь, как заведующий конторой пожимал плечами, мягко, но настойчиво освобождал свою руку. И ветер доносил бесформенным обрывком рассерженный голос инженера.

Когда у крыльца залепетали бубенчики и кучер Афанасий, запасной улан с наглым красивым лицом, опушенным золотистой бородкой, вспузырив против ветра рукава голубой сатиновой рубахи, осадил на редкость подобранную серую в яблоках тройку, управляющий водопадом вышел в зал совсем уже готовый, в рубчатой коричневой дорожной плюшевой куртке, в высоких сапогах с мягкой верблюжьей чуйкой на плечах.

Смуглая горничная пронесла через зал небольшой чемоданчик, испуганно-соболезнующе метнула чёрными глазами в сторону барыни.

Инженер Дютруа подошёл к жене, виновато пряча глаза, наклонился поцеловать её руку, спросил мягко, шутливо:

— Мы ещё капризничаем?

Дина отняла руки от клавиш рояля, повернулась на круглом табуретике к мужу, внимательно вгляделась в красивое, смущённое, виноватое лицо.

— Ты всё-таки едешь?..

Инженер нервно передёрнул плечами под чуйкой.

— Диночка…

— Ах, я ничего не говорю… Я только спросила. Что ж, поезжай, до свиданья.

Безучастно подставила мужу губы для поцелуя, не сразу выпустила его руку из своей маленькой бледной руки. Инженер Дютруа сказал раздражённо:

— Диночка! Тебе обязательно хочется на прощанье устроить сцену? Ты без этого не можешь?

Женщина пропустила мимо ушей колкость, сказала серьёзно, медленно, не с просьбой, скорее с давно зревшим, глубоко запрятанным в душе сомнением:

— Вася… Ну а если я попрошу тебя остаться… очень попрошу? Для меня, понимаешь, для меня, ты можешь не ехать сегодня?

Инженер сразу залил лицо багровым румянцем, сделал порывистый шаг, одним движением плеч сбросил чуйку на ближайшее кресло, крикнул вдогонку горничной:

— Кани-Помле! Назад вещи!

Обернулся к жене, едко осведомился, порывисто дыша широкою грудью:

— Ну-с… теперь ты довольна?

Дина умоляюще протянула руку в сторону мужа:

— Вася! Я ждала другого ответа, другого…

— Ах, оставь, пожалуйста!

Инженер сердито отшвырнул сапогом подвернувшийся угол ковра, почти забегал по комнате, не замечая повисшей в воздухе дрожащей бледной руки.

— Оставь, пожалуйста, ты требуешь, чтобы я остался, хорошо, я остаюсь, но, ради Бога, избавь от трагических сцен, от этих причитаний, оханий, аханий.

— Вася, приди в себя… Я устраивала тебе сцены?..

— Оставь, ради Бога, оставь, — инженер перешёл на французский язык. — Ты не считаешь сценами твои постоянные вздохи, укоризны, взгляды. Ты создаёшь мне обстановку, среди которой физически невозможно работать. Вызывают телеграммой — сцена. Ехать по делу — сцена. Ведь я же не баба, не могу я разводить ваши идиллии, хлебать уху на лоне природы, когда над головой висит приёмка, комиссия, когда вся моя карьера зависит…

Дина мягко перебила:

— Вася. К чему нам карьера? Нам некуда тратить даже процентов.

Инженер иронически расшаркался и поклонился:

— Покорнейше благодарю. Жить на проценты с приданого жены, плевать в потолок и заниматься со скуки благотворительностью? Слуга покорный… Я сжился с необходимостью живого, настоящего дела, кипучего, понимаешь?.. Да, и я не понимаю твоих ребяческих воздушных замков о школах, больницах, всяких там добродетелях. Будет посёлок вокруг водопада, будет и больница, и школа. Наконец, я тебе вовсе не мешаю. Хочешь — набирай хоть сейчас ребятишек с погоста, там этого сопатого добра неограниченное количество. Чуди на здоровье, но оставь же за мной свободу…

— Вася…

Инженер окончательно потерял способность сдерживаться, брызгал слюною, сыпал, не слушая, отчаянным шёпотом: