Из мрака - [29]

— Какой срок указан вам для выполнения вашего поручения?

— Carte blanche, дорогой сэр, carte blanche. He скрою, наследница торопит с ликвидацией. Ей улыбается покончить в неделю-две. Но мы-то деловые люди, сэр. Я на свой страх расширяю срок до трёх недель… В крайнем случае до месяца даже.

Адвокат с настойчивым вопросом направил очки на лицо Смита. Тот ответил бесстрастно:

— All right. Будет сделано соответственно распоряжению.

Адвокат медлил покидать кресло. Повторил снова, с ноткой весёлого недоверия в голосе:

— В крайнем случае месяц, дорогой сэр. В случае же каких-либо осложнений даже…

Смит перебил, по-видимому, равнодушно:

— Нет, какие же могут быть осложнения? Месяц совершенно достаточно.

Адвокат поднялся, несколько не то изумлённый, не то разочарованный.

Председатель нефтяного треста просто и приветливо пожал ему руку. Пошутил на прощанье:

— Так «микроскопическое дельце»? А? И гонорар, соответственно, «микроскопический»?.. Да, кстати… Наша очаровательная клиентка до самого отъезда так-таки и не покинет джунглей?

Адвокат, должно быть, всё время ждал этого вопроса. Ответил поспешно, с готовностью:

— Миссис Абхадар-Синг? О, нет, дорогой сэр, нет. Разве можно требовать этого от женщины её лет, её наружности? На днях она приезжает в Бенарес. Я слыхал, будет заказывать костюмы для Европы. Наши «пакэны» не успели ещё перекочевать в новую столицу.

— А… гм… Буду иметь случай засвидетельствовать почтение.

Адвокат внезапно остановился, спросил неожиданно:

— Маленькая нескромность… Как идут дела на архипелаге?

Если юрист надеялся смутить Смита этим вопросом, он, должно быть, ошибся. Председатель ответил, правда значительно суше, но, видимо, шокированный лишь явной бесцеремонностью поползновения проникнуть в профессиональные коммерческие тайны:

— На архипелаге? Компания своевременно печатает об этом отчёты в утренних газетах.

Потом адвокат вышел и унёс с собой раздувшийся порыжелый портфель. А хозяин остался в кабинете, стоял у стола, машинально перебирал бумаги, переставлял с места на место пресс-папье. Ощущал странную мягкую лёгкость во всём теле, странную пустоту в голове. Одиноко метались в опустевшем мозгу отрывочные фразы: две-три недели… даже месяц… в крайнем случае месяц…

Потом было ещё быстрее и проще.

Вдова миллионера приехала на той же неделе.

Столкнулись случайно на вокзале. Дочь провожала старинную приятельницу, мисс Джексон, с которой приехала вместе два года назад из России. Старая дева соскучилась в Дели у брата-офицера, потянуло на север. Ехала снова в Россию, в гувернантки к какому-то крупному сановнику. Нельзя было не проводить. Поехали на вокзал целым домом, и он сам, и Дина, и этот добрейший полу-Гастон, полу-Василий.

И странным почему-то показался взгляд небесно-голубых глаз прелестной миллионерши, чуть осунувшейся, чуть побледневшей после недавней болезни, ещё больше похорошевшей в рамке чёрного траурного платья.

С особенным чувством приложился к крошечной благоухающей ручке, подозрительно прислушивался к утомлённому голосу.

— Мистер Смит? Какая приятная встреча. Надеюсь, вы не забудете бедной вдовы. Я дома весь день.

Смит может почти поклясться, что странный, жёсткий, ледяной блеск зажёгся в утомлённых глазах миллионерши, когда она отвернулась, пригляделась к кому-то в конце платформы, спросила ангельским голосом:

— Ваша дочь? Не правда ли? Какая прелесть. Я понимаю тех, кто без ума от неё.

Что удержало его тогда познакомить Дину с вдовой? Правда, Дина усаживала приятельницу в купе на другом конце платформы, но миссис Абхадар-Синг, по-видимому, была не прочь задержаться на минуту на перроне и, простившись, идя за слугой в белом тюрбане к автомобилю, снова кинула взгляд в сторону девушки.

Чёрт возьми! Не мерещится ли, однако, ему всё это? Не результат ли нервного напряжения? Не маленькая ли «мания преследования» на почве переживаемого критического момента?

Так мог он думать до вчерашнего дня, до минувшего утра…

Можно ли было ждать, предвидеть?

Надушенный, свежий и бодрый, с привычной, слегка иронической улыбкой старика, хорошо сохранившегося, когда-то кружившего головы десяткам женщин, он прошёл за стюардом в одну из комнат, занятых миллионершей в отеле, в маленький дамский кабинет с мебелью птичьего глаза, крытой блеклым шёлком цвета экрю.

Давно не было на сердце так легко и спокойно, как в это утро.

И разом упало настроение, разом почувствовал, что теряет под ногами почву — уловил за приветливой улыбкой на прелестном исхудалом лице тот же взгляд, что поймал вчера на вокзале, жёсткий, холодный взгляд прозрачных глаз, словно пустых, словно изнутри занавешенных непроницаемой матовой тенью.

Долго, словно мячиком, перекидывались обязательными фразами, приторно-вежливыми, слащаво-бессодержательными. Говорили о том, о чём принято говорить в подобных случаях «в обществе».

Сам невольно оттягивал, отдалял решительный момент. Осведомлялся о подробностях печального события, возмущался несовершенством современной науки. Ах уж эти светила эскулапы!.. С самым заинтересованным видом выслушал сообщение о том, что племянницы заняты осенними экзаменами, не могли сопровождать её в Бенарес. Но они приедут. Они так мечтали послушать гастролёра в «Фаусте».