Из Лондона в Австралию - [191]

– Не ты ли, Джон, вынес меня с поля битвы?..

– Я, конечно, Корнелий! Я хотел помочь тебе чем-нибудь.

– О, я уверен, что это так… Но мне еще необходимо распорядиться… – говорил с трудом переводя дыхание умирающий. – Исполнишь ли ты мою просьбу, Джон?

– Если смогу, то непременно исполню, Корнелий.

– Дай же мне твою руку, Джон, не отворачивайся от твоего грешного друга… Будь милосерден, Джон Дэвис!.. То преступление, за которое ты был приговорен к смерти, совершил… я!

– Как! – воскликнул Джон в величайшем изумлении. – Покушение на убийство твоего дяди в сообществе с Маркусом Ван-Драатен?

– Да!.. Да!.. Но сдержишь ли ты твое слово. Джон?.. Простишь ли меня?… С того времени у меня не было ни минуты покоя от угрызений совести, Джон… Не дай Бог никому испытать те нравственные мучения, которые я выносил…

– Своего дядю!.. Своего дядю!.. – повторял в ужасе Вольф.

– Прощаешь ли ты меня?.. Говори скорее!.. Я чувствую, что умираю…

– От всей души, Корнелий, пусть Бог простит тебя, как я прощаю!

Голландец вздохнул свободнее и лицо его просветлело.

– Позови же скорее авдитора, Джон, свидетелей, начальство… нужно составить протокол о моем сознании, чтобы ты мог получить свободу. Но спеши, спеши!

– О, это было бы чудесно! – воскликнул Вольф. – Но зачем отравлять твои последние минуты, Корнелий? А может быть ты еще и поправишься…

– Я не могу умереть с спокойной совестью, пока ты не будешь оправдан, Джон!.. Спеши же, спеши!

Вольф бросился бегом, а Торстратен тем временем обратился к другу:

– Антон, – прошептал он, – я вам обязан тем, что Бог послал мне эту великую милость. Помните тот вечер, когда я рассказал вам свою жизнь? Я не забыл с тех пор ваших слов и только и думал о том, как бы оправдать Джона. Теперь на душе у меня стало так легко, как в дни беззаботной юности… Но что же он не идет… о!.. я чувствую, что умираю… а Джона нет!

Пришлось послать еще одного солдата поторопить и вскоре свидетели и должностные лица стояли у ложа умирающего ссыльного. Его показание было внесено в протокол и вслед затем, по распоряжению больного губернатора Джон Дэвис был объявлен свободным. Правда, при условиях жизни в этой колонии, эта свобода не представляла собой ничего утешительного, ибо означала лишь свободу умереть с голоду, но доброе имя Джона было восстановлено, а это и было самое важное в данный момент.

– Теперь еще последняя просьба, – обратился умирающий к представителю власти. – С тех пор, как мой несчастный дядя со всей своей семьей попал в дом призрения бедных, меня не покидала мысль выручить его из этого бедственного положения. Но мне никогда не удавалось скопить достаточную сумму… По пути сюда из Ботанибея я нашел самородок золота… могу ли я считать его своей неотъемлемой собственностью?

– Я устрою это, – ласково успокоил его капитан Ловэлль, – даю вам мое слово, что ваши родственники получат стоимость этого самородка.

– Ну, теперь я могу умереть спокойно, – прошептал Торстратен. – Господь смиловался надо мной… Останьтесь возле меня еще немного, Антон…

Антон нежно взял его за руку и не выпускал ее, пока несчастный не сомкнул свои глаза навеки.

На следующий день вокруг полуразрушенной колонии шла деятельная уборка трупов и предание их земле. Колонию приходилось теперь устраивать заново уже в третий раз, но теперь все условия складывались гораздо благоприятнее. Туземцы получили памятный урок, а кроме того, одно военное судно назначено было на постоянную стоянку в бухте. Спустя около недели после кровопролитного сражения сюда прибыли шесть транспортов, доставивших новые партии ссыльных и огромные запасы всего необходимого для колонии, а также и почту из Англии. Кромеры получили щедрый подарок от лорда Кроуфорда и что важнее всего, Петеру, за его верную службу, было даровано королем полное прощение и довольно значительный участок земли.

Нечего и говорить, что Туила должен был остаться при Кромерах в качестве главного управляющего и он уже мечтал о лакированных сапогах и о фраке со светлыми пуговицами, в которых он будет щеголять по праздникам.

Аскот тоже был на верху блаженства, так как получил патент мичмана королевского флота и всю блестящую обмундировку. От радости он даже попросил извинения у мистера Уимполя, признав что тот был прав, назвав его неосторожный выстрел ночью в лесу «глупой выходкой».

Общая радость была омрачена только предстоявшей разлукой, так как Фитцгеральд, Мульграв и Аскот вскоре должны были отплыть в Англию.

Тристам, в качестве опасного преступника, неоднократно убегавшего, носил кандалы и работал наравне с другими каторжниками.

Старый Кромер никак не мог забыть, что в сущности он обязан теперешним своим положением все-таки Томасу Шварцу, без которого он оставался бы всю жизнь простым поденщиком в Маленте. Поэтому каждое воскресенье после богослужения он навещал племянника и уговаривал его во всем сознаться и раскаяться, обещая даже выхлопотать ему помилование через лорда Кроуфорда.

– Ха, ха, ха! – смеялся над ним Тристам. – Право вы полоумный, сэр!

Несчастный предпочитал носить кандалы и мечтать о бегстве и новых преступлениях, нежели о честном труде. Но старый Кромер не унывал: