Из Лондона в Австралию - [18]

– Антон, Антон! Подумайте хорошенько и не оскорбляйте раньше времени человека, который желает вам добра.

– Я не желаю иметь с ним никакого, совершенно никакого дела. Кроме того, я на очень хорошем месте и имею все, что нужно.

– Антон!

– Да, да. Скажите это великодушному господину, если ему еще раз вздумается прислать сюда. Я в нем не нуждаюсь.

Романн пожал плечами. – Вам лучше знать ваши дела, Антон. А я бы на вашем месте не стал ссориться с таким человеком, как лорд Кроуфорд.

Антон беззаботно засмеялся. – Что бы там ни было, я не приму из его рук ни единого куска хлеба.

Затем он расплатился за последнюю ночь, связал свои и отцовские пожитки в узел и обещал добродушному хозяину навестит его при первой возможности.

– Ведь вам рано или поздно может понадобиться друг и защитник, Антон, – сказал хозяин.

– Не думаю! Господин Торстратен относится ко мне так сердечно, что я не пропаду под его покровительством.

Романн покачал головой. – А вы не находите ничего странного в поведении этого господина? Вас не удивляет, что предприниматель закармливает в трактирах дичью и вином своего мальчика для посылок?

При этих словах будто ослепительная молния мелькнула перед глазами Антона, но это продолжалось одине момент, упрямство помешало ему остановиться на этой мысли.

– Я сам своей личностью нравлюсь господину Торстратену, – сказал он.

– И он вам платит за то, что вы прогуливаетесь с ним по городу!

– Со временем я поступлю к нему в ученики, или буду продавцом в лавке, которую он откроет. Иногда и резчики могут оказаться друзьями человечества… не правда-ли, господин Романн?

Хозяин пожал ему руку. – Дай Бог, Антон. Прощайте, прощайте.

Наш друг ушел домой совсем не в таком радужном настроении, в каком пришел, но впечатление от этого разговора очень быстро рассеялось. Он купил себе изрядный кусок хлеба и сыра, причем у него еще осталось два шиллинга, которые должны были лечь в основание его воздушных замков, и он весело начал их строить. Теперь все пойдет отлично, – в этом он был уверен.

Забравшись в свою опрятную, чистую комнату на чердаке, он проспал в ней здоровым сном юности вплоть до следующего утра, а вставши, достал свое лучшее платье и вообще принарядился. Было воскресенье и господин Торстратен мог предложить ему пойти вместе в церковь.

Случилось не так: голландец пришел только к двенадцати часам и был рассеян и расстроен!

– Вы свободны до вечера, – сказал он. – Около десяти или одиннадцати часов я зайду за вами. Вы должны оказать мне услугу, Антон.

– С величайшим удовольствием, сэр. Приказывайте!

– Дело идет об одном пари, – сказал, улыбаясь, голландец. – Я должен поужинать в одном ресторане, в присутствии одного близкого приятеля, который при этом не должен узнать меня. Вы будете стоять за моим стулом и подавать мне кушанья, в нарядной ливрее, конечно.

– И это все, сэр?

– Да. Если сегодня и завтра вечером мне удастся разыграть эту невинную комедию, то пари будет выиграно; сто фунтов, и я дарю эти деньги вам, Антон.

– О, сэр, сэр!

– На них вы можете устроит что-нибудь для вашего отца, подкупить тюремного надзирателя, или нанять адвоката. Здесь, в Лондоне, все возможно.

– О, сэр, и вы надеетесь, что выиграете?

– Я в этом совершенно убежден, только вы должны добросовестно помочь мне. Сегодня вечером я принесу ливрею, – серую с оранжевым, не правда-ли? Так как вы говорите по-немецки, то мы выдадим себя за соотечественников. Я назовусь бароном Кирхгейм и таким образом совершенно собью с толку моего приятеля. Вам надо знать несколько слов по-английски, чтоб говорить с кельнером при рассчете, и, при моей помощи, вы их заучите заранее.

Сердце Антона стучало, как молоток. – Как вы добры! – повторял он, – благодарю вас тысячу раз.

Голландец остановил его. – Не так поспешно, – сказал он. – Во всяком случае, это ведь может и не удастся. И при этих словах на лице его появилась гримаса, и в темных глазах мелькнуло странное выражение.

– Прощайте, – прошептал он, и быстро вышел. – До свидания.

Антон остался один. Хозяин сказал, что ему велено заботиться о пропитании молодого человека, потом предложил ему две старых книги на немецком языке и начал расспрашивать о том и о сем, очевидно, желая удовлетворить свое любопытство; но Антон всячески старался избегать его и тотчас после обеда ушел в церковь, где произносили проповедь на немецком языке. К этому привык он с раннего детства и счел бы за грех не побывать в воскресенье в храме. И в сердечной простоте он молился: «Отец небесный! дай, чтобы моему господину удалось его предприятие, ведь ты знаешь, на что я хочу употребить эти деньги».

Уныло тянулось в Лондоне воскресенье, на пустынных улицах была полнейшая тишина, и Антон насилу дождался вечера.

На этот раз голландец приехал в наемной карете и был одет так элегантно, что Антон принял его за какого-нибудь принца. Его гладкие светлые волосы теперь вились и темными локонами спускались на лоб, большая черная борода покрывала всю нижнюю часть лица, синие очки закрывали глаза. Антон мог пройти мимо своего господина и не догадался бы, что это он. Только голос остался неизменным, и Антон тотчас же узнал его. – Вы непременно выиграете пари, сэр, – вскричал он с восторгом. – Ах, я чувствую, как будто эти сто фунтов уже лежат у меня в кармане.