Из Лондона в Австралию - [106]

Но вот и конец лесу. Прохладный ветерок подувает сквозь листву деревьев, слышен шум прибоя волн, вот засинели между деревьями морские волны, ярко облитые солнцем.

А вот и «Король Эдуард» покачивается на волнах. Мачты без парусов, без снастей торчат на палубе, нигде не видно вахты, птицы сидят на немногих уцелевших реях. Ни одной из шлюпок фрегата не видно на их местах, только та ореховая скорлупа, в которой нашли Аскота, пестро размалеванная лодочка висит по-прежнему в такелаже.

Первое впечатление было так сильно, что никто не мог вымолвить ни слова. Все молча переглядывались.

Лейтенант отвернулся и лишь после некоторой паузы нашел в себе достаточно силы, чтобы заговорить. – Не попросить ли кого-нибудь из туземцев поплыть на судно и доставить оттуда лодку? – спросил он нерешительным голосом.

– Это я сам сделаю! – воскликнул Аскот.

– Это немыслимо, в виду акул. Туземцы не только умеют беречься от них, но справляются с ними голыми руками… поэтому их можно без зазрения совести послать в такую экспедицию.

Он кликнул одного из проводников и Аскот объяснил тому, что от него требуется, но тот только головой покачал. – Лодок довольно, – сказал он.

В реке, пониже водопада, под гигантскими листьями береговых растений была припрятана целая флотилия лодок с боковыми брусьями; лодочки эти были очень быстроходны и легки, но в каждой из них могло сидеть не более двух человек.

Услужливые островитяне тотчас приготовились к перевозке своих друзей на судно, перенесли свои лодочки в море и в то время как одни из них остались сторожить всю поклажу белых, другие доставили их на палубу корабля.

Как усиленно бились сердца у них, как беспокойно дышала грудь, особенно у Антона!

На палубе не видно было следов посещения посторонних. Весь такелаж, каждое ведро было на своем месте, все двери были тщательно приперты, равно как и все люки и лестница, ведущая вниз.

– По-видимому, перуанцы вели себя здесь благородно! – заметил Мульграв.

– И ни один дикарь сюда не заглядывал!

Лейтенант Фитцгеральд отпер дверь в капитанскую каюту; дверь была замкнута, но ключ торчал в замке. Здесь тоже было все в порядке.

На среднем столе лежали два исписанных листа бумага без всякого адреса на них.

Фитцгеральд осмотрелся. – Все ли здесь на лицо? – спросил он.

– Кажется, все! Вы будете читать, сэр?

– Да. Вам всем придется затем подписать протокол. Может случиться, что я…

Голос его внезапно оборвался. Четырнадцать товарищей обступили его, каждый с бьющимся сердцем ожидал разъяснения, которое заключалось в этих строках на двух листках бумаги. В тесной каюте была мертвая тишина. Слышно было, как жужжат мухи на оконных стеклах.

«Пятница, 12 апреля, – начал читать лейтенант. – Сегодня минуло пять дней после, того, как тридцать человек экипажа фрегата были отправлены на берег за водой и провиантом. Из них пятнадцать направились берегом и на следующий день вернулись с пустыми руками. Они прошли большое пространство, но не нашли ничего годного в пищу. От других пятнадцати человек до сих пор нет никакого известия. С берега нам уже нечего ожидать пищи и по зрелом размышлении, мы, руководители судна, решили отпустить на волю всех арестантов и предоставить им самим о себе позаботиться. Кто желает оставаться, тот волен разделить нашу участь, кто предпочитает высадиться, может уходить. Мы считаем непозволительным морить арестантов голодом в тюрьме. Капитан Ловэлль, Мак Ферлан, Вонурофт и Грэй – офицеры».

Таково было содержание первого листка, и теперь лейтенант принялся за второй. Все лица побледнели от напряженного ожидания.

«Воскресенье, 21 апреля, – прочел Фитцгеральд. – Мы пережили страшное время, девять дней, в течение которых мы питались одной водой и тщетно ждали спасенья. У туземцев нет никаких плодов, чтобы поделиться с нами, вблизи от берега каждое деревцо, каждый кустик давно уже обобраны. Мы варили траву и стебли листьев, ели червей и улиток, но нас слишком много, чтобы достать пищи на всех. Вероятно, всем нам предстоит голодная смерть».

«25 апреля. Парус в виду. Мы подняли флаг, сигнал опасности, стреляли ежеминутно. Заметят ли нас? Смилуйся над нами, великий Боже!»

«26 апреля. Судно оказалось английским, купеческим. Оно стоит теперь борт о борт с нами, нас снабдили провиантом и человеколюбивый капитан сделал нам следующее предложение. Трехмачтовое судно „Бьютэфуль“ направляется с грузом в Лондон…»

– Боже мой! – прервал Антон. – В Лондон!

Все остальные не могли также скрыть своего сожаления. – В Лондон!.. Другими словами, через весь свет взад и вперед…

– Да, год пройдет раньше, чем наши товарищи могут вернуться сюда.

– И еще больше пройдет, прежде чем мы будем в Австралии!

Все до такой степени были испуганы, что лейтенант Фитцгеральд не мог продолжать чтения. Прошло некоторое время прежде нежели люди овладели собой настолько, что сами, стали просить докончить чтение.

– Ведь, у каждого там, в Англии, осталась близкие, – сказал кто-то в виде извинения, – а теперь шансы увидаться с ними еще убавились.

Фитцгеральд подавил вздох. – А я, как вы думаете, не подвергаюсь той же участи, как и вы? И у меня в Англии остались старики родители, невеста, друзья, все, кого я люблю.