Из книги «Сказки и легенды моря» - [6]
Мой любимый маяк — тот, что однажды летним вечером я, тогда еще мальчик, впервые увидел с палубы корабля недалеко от Фоса; это был маяк Тапия-де-Касарьего, ласкающий небеса и моря Астурии; я принял его за Бога.
ОДИССЕЙ ВЫХОДИТ В МОРЕ
Друг-фотограф дает мне снимок, сделанный им на пристани в бухте Виго. Отец (без сомнения, моряк: ноги расставлены, как будто под ним не суша, а все еще шаткая палуба боу[8]), перед тем как сесть на пароход, который отвезет их с сыном к другому берегу тихой бухты, остановился перед женщиной, торгующей конфетами, бутербродами, апельсинами и сигарами.
Малыш — словно Одиссей, запасающийся провизией под строгим отцовским взглядом. Юному герою предстоит познакомиться с кораблями и соленым морем. На пристани он еще ребенок, но океан быстро сделает из него мужчину, хотя учение будет тяжелым и многотрудным. Мальчик станет мореходом, но прежде ему надо увидеть пески иных берегов, совсем непохожих на тот, где сегодня он будет играть палочкой, что сжимает его рука, и строить эфемерные замки, которые разрушит пенная ладонь волны.
В конце концов он станет свободным человеком и, как все свободные люди, будет любить море, напоминая птиц из поэмы Малларме, которых пьянит жизнь между непостижимой пеной и небесами… Давным-давно, когда ваш покорный слуга писал рассказ о море и человеческой душе, он сочинил ритуалы первой встречи с океаном: мальчик должен попробовать воду и убедиться, что она соленая; его учат слушать, как разговаривают друг с другом ветры; на второй день он бросает в воду лимон, чтобы течение отнесло к родным берегам золотой плод, горечь которого познакомит ребенка со вкусом ностальгии…
Еще несколько лет назад, когда здоровье позволяло мне путешествовать вдоль океанских берегов, я непременно встречался со старыми моряками. Мы беседовали за бутылкой вина, любуясь Атлантикой, легкими дорнами — совершеннейшим из малых судов, построенных человеком, — и чайками. Многие рассказывали о дальних странах так, словно побывали там первыми и еще не успели нанести их на карту. Некоторые были дружны с морем, но кое-кто не доверял чудовищу. Для одних море — большое приключение, для других — обыденный труд, как где-нибудь в цехе, на берегу.
Когда я спросил одного моряка с Финистерре, встречал ли он те плавучие острова, что упоминаются в старинных преданиях морских народов, старик ответил с неподражаемым разочарованием, которое оценили бы и Одиссей, и старый Синдбад:
— Сейчас море слишком подробно описано!
Море, земля и люди глядят в небо, стремясь увидеть пришельцев из других миров и услышать о новых странах, где птицы бродят под водой, а пестрые рыбы летают по воздуху, отдыхая на ветвях деревьев. Если, конечно, в неземных странах растут деревья.
Как известно, сколько людей, столько и мнений. Те, кому удалось повстречать существа из космоса, расходятся в показаниях: одни видели худосочных гигантов, другие — приземистых толстячков; рассказывают о рогах на голове и об антеннах… В Перу из сияющего шара вылез некто с хвостом… Научная фантастика в значительной степени питается тягой к неведомым краям и загадочным островам. Прежде они существовали на земле; Эфиопия и Гвинея были синонимами недостижимых стран, где живут люди с лицом на груди или тремя ногами. Но сейчас наша планета слишком подробно описана, и на ее карте не осталось белых пятен.
Реже и реже говорят о чудовище шотландского озера Лох-Несс и об «ужасном» снежном человеке; все систематизировано, как бабочки в коллекции энтомолога или цветы в гербарии. Великолепие древней тератологии сведено к нулю. Природа совершает все меньше ошибок; теперь уже не дождаться, чтобы целое поколение рыб покинуло воды, вскарабкалось на деревья и запело птичьими голосами (о таком случае писал Итало Кальвино). С другой стороны, как и в этой истории великого итальянского писателя, всегда найдется благоразумный учитель, который скажет людям, в восхищении глядящим на удивительное зрелище:
— Не смотрите туда! Это ошибка!
И как же он не прав! Ведь из-за этих ошибок природы у нас есть соловей и голубь, жаворонок, которым я заслушиваюсь по утрам, и ласточка, что, наконец прилетев, с веселым щебетом носится по моей улице.
А вот перед нами маленький Одиссей, готовый первый раз выйти в море — галисийскую бухту, водную долину меж зеленых берегов и скалистых гор. Пятьдесят лет назад, когда я точно так же пересек море средневековых трубадуров, Мендиньо и Мартина Кодакса, волны еще хранили очарование дельфиньих игр. Теперь дельфинов уже нет. Эти друзья человека, любители пенных дорог, что остаются за кормой, исчезли и больше не вернутся. Пусть так. Но каким бы коротким ни было плавание, сердце человека всегда будет волноваться при виде надвигающегося берега. Корабль причаливает, трап подан, и ты — Одиссей, даже если сам этого не знаешь. Даже если ты всего лишь мальчик.
АДМИРАЛЫ КЕЛЬТОВ
Я не стану рассказывать о кельтских мореходах древности — о тех, кто вышел в море у маяка Брана в Ла-Корунье и направился к берегам Ирландии, или об О’Мухе, который совершал невероятные плавания и всегда благополучно возвращался: он доставал изо рта слова в виде разноцветных шаров и клал на волны, а пустившись в обратный путь, находил шар, брал его в рот, опять делая словом, и плыл к следующему. Не стану рассказывать я и о тех, кто заключал договор с Лиром — богом или королем моря, — чтобы спокойно идти к островам вечной весны, к стране Блаженных, где мужчины и женщины не стареют, так как пьют из Ключа Молодости, весело бьющего в сердце архипелага. Наконец, о святом Брендане, отправившемся на Запад в поисках земного рая, и о святом Эрегане, что на Пасху разыскивал дельфинов, шатавшихся без дела по Атлантике, и приводил их к западной оконечности Бретани, на скалах которой высилась часовня: там он служил для них мессу. После службы дельфины уплывали, повторяя с сильным бретонским акцентом: Аминь! Аминь! Святой улыбался, и морские волны ласкали его огромную седую бороду. Так вот, сегодня я расскажу вам не о них.
Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.
Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.
Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.
Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.
Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.
Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.