— Гостиница? Понятия не имею. Но ты можешь пожить у кого-нибудь. Главное найти, у кого. Народ тут разный живёт. Не все гостеприимны. Но я знаю одно местечко… Ты только не удивляйся там ничему. А как меня зовут, я и сам не помню. Но если хочешь, можешь звать меня Адольфом.
— О'кей, Адольф, показывай своё местечко.
Пока они шли, Ками пыталась уложить в голове полученную информацию о Кармане, белок — крестоносцев и коней — бобслеистов.
* * *
Площадь была не просто большой. Она оказалась целым парком, с фонтанами, аккуратными аллеями деревьев и мемориалом, посреди которого стоял странный памятник. Присмотревшись внимательно, можно было понять, что памятник изображал Кирпич[18], торчащий из коробочки макдональдовского детского набора «Хэппи Мил». Надпись на коробке не выгравировали, но догадаться было не сложно. Под этим монументом стояла мемориальная плита, на которой красовалась надпись, выложенная позолоченными буквами и инкрустированная камнями Сваровски. Надпись гласила «Защитнику последнего оплота толерантности в этом жестоком мире…».
Возле памятника стоял какой-то грустный худощавый мужичок в цветастом топике и узких штанишках. На плече болталась крохотная дамская сумочка. Хм…
— Уважаемый, — обратилась к нему Ками, — а в честь чего поставили этот памятник и кому?
Мужичок потянулся в сумочку и достал оттуда кружевной носовой платочек и зеркальце. Вытерев слёзы и убедившись, что тушь не потекла, он ответил:
— Этот грандиозный монумент возведён тому, кто встал на защиту красоты, добра и толерантности! Тому, кто навсегда останется в наших сердцах!
Он снова вытер потёкшие слёзы и на этот раз уже вместе с тушью, поплывшей вслед за влажной тканью платка. — Я участвовал в этой грандиозной битве! Четыре десятка жестоких и лишённых всяких чувств мужланов вторглись в наш мирный район. Но мы достойно их встретили, не пожалев ни сумочек, ни зонтиков, ни баллончиков с антиперспирантом[19]! Во главе нашего войска стояли замечательные люди и героический силикатный кирпич, чья доблесть не знала границ. Своей жизнью он пожертвовал ради нас всех и искупил своим подвигом все ошибки прежней жизни. Ныне, в человеческом обличье, он возводит прекрасные дома по всем районам нашей Родины.
Ками посмотрела ещё раз на памятник. Чудесно. Теперь ни странный сон, ни автобус уже не казались ей такими необычными. Вот подумать только — какие-то случайные люди и оживший кирпич спасли «Гей-город» от вторжения варваров-гомофобов. Сама она гомофобом не была. Конечно, мужики в лосинах и со стразиками выглядели странно, но ей-то что?
Местные жители оказались действительно на редкость дружелюбными, и Адольф, поговорив с новым знакомым, которого звали Андрэ, пристроил-таки Ками к нему на квартиру.
Андрэ был художником. Учитывая далёкий от реализма жанр, в котором он работал, Ками было сложно судить, насколько его картины были выдающимися произведениями искусства. Но расстраивать чувствительного творческого человека и наблюдать, как он в очередной раз размазывает тушь по лицу, ей не хотелось. Потому, комментируя его работы, она старалась отзываться сдержанно и находить в каждой что-то положительное и интересное. Художник был человеком романтичным, непостоянным, любил путешествия и часто уезжал на этюды, оставляя Ками одну. Впрочем, с Адольфом она не чувствовала себя одинокой.
Обитатель кольца был поэтом и романтиком. Любил музыку, книги, фэнтези. У них оказалось довольно много общих увлечений. Некоторое время назад он встречался с девушкой. Конечно, не всё у них было гладко, но он её любил. А вот она оказалась неверна. Узнав, Адольф наглотался таблеток снотворного, но не умер, а впал в кому. А затем очутился здесь. Он не помнил своего настоящего имени и некоторых деталей прежней жизни. В качестве кольца ему довелось сменить нескольких владельцев, но они с ним долго не уживались. А потом… Потом наступила темнота. И первым, что он увидел, были… зубы. Её, Камиллы, зубы, кусающие бутерброд, предложенный странным котёнком.
Глава 2
Титаны тыринга, или Сага о пельменях
Не то чтобы Антон не любил дождь и ветер в лицо, но явно не сейчас. Он не без труда приподнялся на руках.
Что вообще произошло? Он напряг память. Дождь, грузовик… Его мотоцикл сбила машина? Нет, вроде бы не сбила. Успел-таки съехать на обочину в последний момент. Антон попробовал пошевелить ногами. Вроде бы всё цело. Он привстал и осмотрелся. Где же его Хонда? Хоть бы никто не спёр, пока он тут в отключке валялся.
Попытка встать и сделать несколько неуверенных шагов завершилась успехом. А это означало, что ноги таки целы. Да, после такого «полёта валькирии» можно было и шею сломать.
Голова болела, мутило, но хоть ничего не сломал. Даже одежда уцелела. Вот только его любимой чёрной «Хонды» нигде не видно. Зато в траве лежал темноволосый юноша в чёрной футболке и джинсах. Он был без сознания, а со лба стекала тонкая струйка крови.
— Вот чёрт! Эй, парень, ты живой? — Антон нервничал. Только сбить человека ему не хватало. Он подбежал к раненому и пощупал пульс. Жив! Слава Богу!
Парень приоткрыл глаза, и, увидев Антона, расплылся в счастливой улыбке. И чему можно радоваться с разбитой головой?
