Из каморки - [19]

Однажды, когда пастух уснул, а овчарки погнались за зайцем, волк проломил ограду. Бараны заблеяли и побежали в другой конец загона, а черная овца пролезла сквозь дыру наружу. Волк спокойно направился в лес, и овца пошла за ним, пощипывая на ходу траву. Она думала, что теперь стала свободной как волк, и ей можно делать все что угодно.

Она следовала за «серым» все дальше и дальше вглубь леса, пока они не вышли к волчьему логову. Из землянки выбежали щенки, завиляли хвостами и стали обнюхивать овцу. И она подумала: теперь я настоящая волчица!

Серый хищник сидел в стороне и наблюдал, как юные волчата играют с овцой. Потом подошел и укусил ее за холку. Овца испугалась, закричала. Но волк сразу же отступил назад, и она подумала, что так он играется с ней — и снова продолжила скакать вокруг волчат.

Спустя пару минут, она почувствовала еще один укус, а затем еще один. Это волчата брали пример с отца. Черная овца начала дергаться, хрипло блеять и уже хотела убежать, как кто-то перегрыз ей сухожилия на ногах. Она рухнула на колени, и, наконец, почувствовала страх. Но уже было поздно. Волк впился ей в глотку, а его юные отпрыски жадно отрывали куски плоти от своей добычи…

Вот и вся история», — закончил Питер.

Несколько секунд помолчав, Том спросил:

— А в чем же мораль?

— Мораль в том, что если ты овца, то держись своего стада, а если ты волк — сделай все, чтобы твоя стая выжила.

Том задумался. Может, он вообще не хищник, а наивный баран? Ему казалось, что проведенный в пустыне день, красный пикап, летящий в пропасть с телом Брэда, неожиданная встреча с Питером — все это произошло не с ним. Что он наблюдал за этими событиями со стороны. Что придет утро — и он проснется в Лас-Вегасе с огромной кучей денег в рюкзаке, отдаст половину Брэду — и они довольные поедут домой. Пригласят девочек, будут пить виски у бассейна и смеяться над былыми проблемами.

Но спокойной жизни больше не будет — скоро копы найдут тело, выйдут на Тома — и всему придет конец. «Вот бы можно было стать кем-то другим», — подумал он и посмотрел на Питера.

— И куда ты завтра?

— Будет видно. Пусть сначала настанет рассвет, — ответил Питер.

— Можем пойти вдвоем, — предложил Том.

— Это вряд ли. У меня другие планы, — повернув голову влево, сказал Вулф.

— Ок. Тогда, если ты не против, я буду спать, — сообщил Том и зевнул.

Питер промолчал и посмотрел на Луну. Том положил рюкзак под голову и тоже уставился в небо. Потом закрыл глаза — и мир перестал существовать.

Пустыню озарило солнце и, пробившись сквозь ветки, отпечаталось на лице Тома. Он проснулся и прикрыл ладонью глаза. Панама куда-то улетела. Первым делом он засунул руку в рюкзак, который лежал под головой, и, нащупав деньги, успокоился. Потом поднял лежащую рядом панаму, обернулся, чтоб увидеть, проснулся ли Питер, и опешил. По ту сторону сгоревшего костра мирно спал огромный волк.

Том попятился назад, в панике роя землю каблуками, вскочил на ноги и со всей прыти бросился в сторону шоссе. Выбежав на трассу, он остановился, чтобы отдышаться. Его сердце колотилось, ноги пылали, а в голове гудело. Только сейчас он осмелился обернуться назад, но отсюда уже не было видно, кто же все-таки спит, там, вдали, под деревом.

«Волк? Откуда взялся волк? Питер — волк? Я разговаривал с волком? Сошел с ума?» — навалились на него беспорядочные мысли. Он пытался разделить, что реально, а что ему привиделось — но не мог.

Вытер панамой вспотевший лоб. И замер. Он вспомнил, что она принадлежала Питеру. «Панама. Так, может, дело в ней? А что если она пропитана каким-то ядом или галлюциногеном?», — думал Том. — «И я вижу то, чего нет? Может, не было вовсе ни Питера, ни волка — и мне все это приснилось?».

Том резко швырнул панаму на обочину, встряхнул рукой, будто на ней была какая-то зараза, и посмотрел на солнце. Он снова ощутил жажду и голод. И тоску…

И не хотелось ему уже этих денег, и не хотелось уже возвращаться домой. Он услышал вой вдали, но страх больше не давил его глотку. Он крикнул «Ву-у-у-улф!». Эхо вторило «У-у-у-у». И все замерло. Лишь только ветер трепал шерсть, бегущего к зеленому оазису волка.

А на обочине пустынной трассы лежала панама. Она зацепилась за камень и смирно дожидалась своей судьбы…

Блакита

— Вот и все, а ты боялась. Только юбочка помялась, — улыбнувшись, сказала старуха Ильде и серьезно посмотрела на Блакиту. Та неторопливо вылезла на высокую лавку и с боязнью стала оглядываться вокруг. Внизу в стороне улыбались подруги, уже посвященные в тайну, слева от помоста стояла мать. Казалось, на ее морщинистом лице совсем не было эмоций, но Блакита знала, что мать испытывала вину за то, что не подготовила ее к этому неизбежному дню. Такой уж она была, стыдливой и нечуткой. Поэтому Блакита так боялась этого посвящения.

— Ну же, прыгай! — торопила ее старуха. — Ты последняя.

Женщины натянули в стороны длинную взрослую юбку. Блакита заглянула внутрь нее, и ей показалось, что земля не в метре от нее, а где-то в неизведанной дали, что земли внизу вообще нет, а ждет ее там безотрадная тьма.

— Прыгай! — прикрикнул старуха, и Страх швырнул Блакиту сквозь юбку в неизведанность.